Он кивнул Белосельцеву, не подпуская к себе, а направляя длинным и властным взглядом к стулу у мраморного камина. Белосельцев, повинуясь генеральскому взгляду, удалился к камину, получив возможность оглядеться и присмотреться к публике. Приступил к немедленному, с первых секунд, собиранию драгоценных впечатлений, складывая из них образ хозяина.
Белый Генерал вольно откинулся в кресле, свесив с подлокотников длинные белые кисти. Его узкое, с крепкими скулами лицо было сосредоточенно и серьезно. Густые брови отделяли высокий лоб от близко посаженных настороженных глаз. На нем был светлый, великолепно сидящий костюм, дорогой, небрежно завязанный галстук. В манжетах, черные, словно вороньи глаза, оправленные в серебро, блестели запонки. Он восседал отдельно от остальных. Кто-то умело расставил стулья, не приближая их к креслу хозяина.
Среди присутствующих ярко и заметно выделялся казак с золотой бородой, лихим чубом, в лампасах и сапогах, с торчащей из-за голенища нагайкой. На его серебристых погонах было несколько маленьких звезд, крутую грудь украшал Георгиевский крест. Когда Белосельцев вошел, казак умолк на полуслове, строго посмотрел на Белосельцева яркими синими глазами.
Тут же подле казака находился священник. Белосельцев с изумлением и радостью узнал в нем отца Владимира, того, с кем познакомился у Клокотова и кто в силу таинственных совпадений был знаком с Катей. Священник держал на коленях маленький кожаный саквояж. Он улыбнулся издали Белосельцеву, как давнему знакомому.
В зале были мужчины и женщины, среди них сурового вида немолодой воин в камуфлированной форме, и другой – в кружевной рубахе, с серебряной цепочкой нательного креста, и седовласая в долгополой юбке женщина, с костяным гребнем в прическе, и какой-то болезненный нервный интеллигент, теребивший бумажный рулончик.
Все они окружали Белого Генерала, над которым свешивалось имперское черно-бело-золотое знамя и висела гравюра с Мининым и Пожарским.
– Вот я и говорю, – продолжал казак прерванную Белосельцевым фразу. – Я прикажу: «Вперед! Рысью! Марш!» – и моя сотня за мной в огонь! Казаки меня знают как отца родного, а поверят ли кому другому – надо смотреть! Мы пойдем за тем, кто без коммунистов и без жидов. Мы, казаки, от тех и от других натерпелись. Один, с козлиным профилем, подходит и ну блеять: «Вы-де ряженые! Не казаки, а куклы!» Я велел его скрутить, жопу ему заголить и десять плетей всыпать. Так он бег от нас не оглядываясь!.. Так вот я и говорю: казаки сотнику Морозу верят, а на других им еще поглядеть надо!
– Я с вами, сотник, согласен. – Белый Генерал, наклонив продолговатую голову, сурово смотрел серыми, со стальным блеском глазами. – Два раза за столетие коммунисты продали Россию, тогда, в семнадцатом, и теперь. Веры им быть не может. Мы обойдемся без красных и достигнем своих великих целей без коммунистов. Я был на Дону, на Кубани, встречался с атаманами войск. Они мне окажут поддержку. Когда мы придем к власти, мы вернем казакам