согласился время от времени заботиться о кити – Марку иногда приходилось отлучаться из дому. Сообщая это, Эйджи многозначительно закрыл глаза и тряхнул головой влево. Действительно, что тут объяснять?
Котёнок получил своё имя раньше, чем была прикончена вторая бутылка в его честь:
– За Полосата Счастливого!
Бокалы сдвинулись, дымчатые метки на их боках встретились, бравурный звон марша хрустально зазвучал над столом.
«Время от времени» наступило быстро: этой же ночью Арт забрал кити к себе.
Белолицая девушка с яркими губами, восхищавшаяся крошкой Полосатом, забрасывала взгляды на Марка до тех пор, пока не стало очевидно: любовь к животному у девчонки идёт рука об руку с нешуточным интересом к его хозяину.
Эйджи всучил приятелю корзинку, повинно приложился лбом к плечу Валевского и, шут балаганный, не сказав ни слова, развернулся, повёл новую знакомую к выходу из зала.
Арт проводил инсуба взглядом, расслабленно созерцая его зачёсанные назад кудри и нетвёрдую походку. Приятель тем временем интимно нашёптывал тайное новой подружке с длинной белой шеей. Арт одобрил выбор Марка: девушка примерная. Затем аналитик попытался вспомнить весь путь в «Тридесятое царство» с учётом того, что назад разумнее бы отправиться в центральном лифте, это быстрее, но до лифта ещё нужно добраться… Подумав, решил, что лучше упростить себе задачу, вызвать такси, и пусть его и котёнка доставят к двери дома.
Солнце Союза восходило и заходило, почти как настоящее; кроме того, в столичном рифе существовала смена сезонов. Второго сентября Артемий, возвращаясь домой из Главного Управления, пожалел, что на нём длинная хакама, полагавшаяся чиновнику его ранга, а не лёгкие светлые бриджи. Форменный пиджак пришлось расстегнуть; пижонский, высоко накрученный шейный платок, купленный по наущению неугомонного инсуба, сейчас был лишним. «Три-эс» (Служба солнечного света) злоупотребляла своими полномочиями, придумывая для рифа погоду, непредсказуемую, как в Надмирье в легендарные времена прапредков.
Девушки несли пальто на сгибе локтя. Дети просили фруктовый лёд. Вьющиеся по стенам цветочные лианы оживали на глазах и, обильно подпитанные заработавшей в полную силу гидропоникой, начали источать сильный запах готовых раскрыться почек. В вышине электронные птицы чирикали и свистели над террасами верхнего яруса.
Валевский представил, что, должно быть, точно так на Сушу властно приходит весна. Чувство сопричастности к чему-то большему, гораздо большему, чем родной мир подводных мегаполисов, заставило вздохнуть полной грудью.
Он полюбил этот риф: сразу, безотчётно и всем сердцем.
Игра теней от света солнца не раздражала; он прощал Союзу ночную темноту, так нелюбимую подводниками, привыкшими к постоянному освещению, приглушенному по ночам, но не меркнущему. Здесь же темнота, как и на поверхности, наступала после потускнения местного солнца, закатывавшегося в щели