то при них никакого рыбацкого снаряжения не увидишь. То есть они идут не с пустыми руками, но рыбу этим не поймаешь.
Мрозовский сжимал в ладони рукоять маузера. От нервного напряжения ладонь взмокла, и приходилось перекладывать маузер попеременно из руки в руку, обтирая ладони о штанины. Широкий и коренастый, вполне бандитского вида сыщик, Миша Гроссман держал за поясом наган, нервно ощупывая его всякий раз, чтобы убедиться, что не потерял. Самый юный, Виктор Мазур, шел, выставив впереди себя парабеллум и приседая на каждый шорох. Мрозовский больше всего боялся, что их заметят и поднимут на смех. А до взятия преступников и дело не дойдёт.
– Виктор, не нужно размахивать оружием, как деревянной сабелькой, – язвил Гроссман.
– Почему это деревянной? – переспросил Мазур.
Гроссман беззвучно затрясся от смеха.
– Потому что я бы не дал вам другого оружия.
– Прошу паньства, говорите потише, – сказал Мрозовский, подняв одну руку вверх.
– Что вы там увидели? – Мазур выставил парабеллум в ту сторону, куда смотрел Мрозовский.
– Пан Эдвард, на Бога! Заберите у него оружие, иначе он нас здесь похоронит! – возмущался Гроссман.
– Действительно, Виктор, уберите в карман. Оружие – это не игрушка. Вдруг вы нажмёте на курок?
– Почему я нажму на него вдруг?!
– Со страха! – Гроссман снова беззвучно затрясся.
Мазур убрал парабеллум в карман куртки, бормоча ругательства, и пошел к кустам шиповника помочиться. Он почти расстегнул ширинку, как ветки кустов раздвинулись, и прямо на него вышел кладбищенский сторож. Свет от луны ярко осветил спитое лицо сторожа и слегка выкрасил в синеватый цвет.
– Пан Мрозовский, это вы? – спросил сторож, прищурив глаза.
Мазур перекрестился и тут же смачно выругался.
– Я здесь, – сказал Мрозовский и помахал рукой.
– А это кто такие?
– Мои помощники на случай стремительного отхода бандитов.
– Ага, – кивнул сторож. – Эти помогут отойти. Стремительно. И, главное, недалеко совсем идти – вот и ямы опять наготовили, – он повозмущался для порядка, поманил всех за собой и повел по дорожке между склепов.
Чем дальше заходили в глубь кладбища, тем холоднее становилось Мрозовскому. Становилось не просто холодно, а возникало навязчивое ощущение, что он сам лежит под одной из могильных плит и влажная земля обнимает его последнее пристанище. Сырость проникает сквозь сбитые доски, подушка отсырела и пахнущая грибами влага покрыла лицо…
Окончательно испугавшись своих мыслей, Мрозовский кашлянул, потом еще раз, а затем и вовсе зашелся кашлем.
– Что-то вы, пан Мрозовский, как чахоточный, – заметил сторож. – Никак подхватили заразу.
– Ничего я не подхватил, пан Пётр! – разозлился Мрозовский. – Ваши домыслы оставьте при себе. Лучше за дорогой смотрите, пока не завели нас неизвестно куда.
– А что мне за ней смотреть. Никуда дорога не денется.