хоть у них там и полная жопа и гоняют их на выживание, будь я молодым, как ты, я бы не раздумывал даже – подготовочка у них дай бог, в лесу выбрасывают на выживание с одним ножиком, они там то кору жрут, то на коз охотятся. На боевое дежурство на загранку мотаются, звери короче, так что ты там хвост пистолетом держи, не припозорь нас.
И поэтому, чтобы «нас не припозорить», меня отдельно от всех стали гонять еще и в полном комплекте химзащиты. Старшина залез в баталерку (каптерку), вытащил откуда-то из недр огромный резиновый рюкзачище с клапанами для спуска воздуха и торжественно вручил мне его.
– Будущему водолазу от командного состава роты!!! – провозгласил он под тихий смех моих сослуживцев.
«МГэшка» (мешок герметичный) оказалась куда вместительней обыкновенного вещмешка. Теперь я под смех своих сослуживцев таскался везде с этим рюкзаком, снимая его только перед походом в столовую. Набили мне его наполовину щебенкой, наполовину всяким ненужным хламом, клапана стянули стропой и опечатали мастичной печатью старшины, так что наполовину облегчить груз никак не получалось.
Я тихо возненавидел всю флотскую разведку, ради которой я теперь выгляжу таким клоуном. Камень, иногда появлявшийся в роте, вызывал меня к себе, спрашивал, не прошло ли у меня желание служить в водолазах. Я уныло мотал головой. А как хотелось сказать:
«Да ну его н…х… товарищ старший лейтенант, оставьте меня здесь, в учебке, учиться на сержанта! Я, как выучусь, буду не хуже Синего!!! Ну оставьте, пожалуйстааа». Наверно, это и хотел услышать статуеподобный ротный. Однако не услышал. Я бы, наверно, от стыда сгорел, да и, по-моему я уже был обречен. Через неделю весь наш призыв передавался в другие подразделения и части, а мое место наверняка было уже определено. Из-за капитана третьего ранга Чернокутского я теперь не надену черное пэша и берет. Как мне сказали, водолазы ходят в простых морских форменках, будто простые матросы с «коробок».
Мне становилось непомерно грустно, и как-то даже закралась мыслишка позвонить или написать домой отцу, чтобы он запустил в ход свои старые флотские связи и вернул всё в нормальное русло. Учебка и рота молодого пополнения как-то уже влились в сознание, притерпелись и стали немножко своими, а теперь снова все менять. Грустно. Да не только грустно, но и тяжело, ох как тяжело. А перевод затянулся, я все шарахался с рюкзаком, а мой призыв уже убыл в части, кто-то остался на учёбу. Я ходил вместе с курсантами на занятия, также получал люлей от Хромова и Камня, а меня все не забирали. Я стоял, как мне сказали, за штатом. Как-то, сидя в инженерном классе и разбирая учебную мину на шарики-ролики, я с ужасом почувствовал, что на мне нет сапог! Косясь на прапорщика, осторожно заглянул под парту: да нет же, вот они на месте. Родные яловые необрезанные (офицерские, как нам говорили сержанты) сапоги. Но я их абсолютно не чувствую на ногах, как будто нет их. Дожился, однако, теперь мне в сапогах намного удобнее, чем в кроссовках. Дальше стало намного хуже. Утром, когда меня вызвали в штаб, я, сняв рюкзак, привел себя в порядок, заправился и бодро затопал, отдавая