1919 г., с ее приливами и отливами позиций белых войск, характеризовалась не меньшими масштабами белого террора. Рейд на Москву, отход к Омску, дают новые сотни и тысячи жертв.
Однако сводить взаимный террор только к военным эксцессам будет глубоко ошибочно. Террор в Гражданской войне из общественно-бытового явления становится политическим, присущим деятельности всех сторон. Красный, розовый, желтый, черный, зеленый, белый террор – лишь условное обозначение одного и того же явления, преломления террористического мышления в призме политических воззрений. Социальные же конфликты были далеко за линией фронтов, в глубоком тылу. «Внутренний фронт» фиксировал зачастую не меньшие масштабы белого террора, чем на вновь приобретенных территориях.
При этом свой вклад вносили и интервенты. «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза, на русской земле они оставались в качестве завоевателей, они снабжали оружием врагов советского правительства, они блокировали его порты, они топили его суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения», – утверждал У. Черчилль[39]. Созданное в 1924 г. «Общество содействия жертвам интервенции» собрало к 1 июля 1927 г. свыше 1 млн. 300 тыс. заявлений от советских граждан, зафиксировавших 111 730 убийств и смертей, в том числе 71 704 по сельскому и 40 026 по городскому населению, ответственность по которым несли интервенты[40].
На фоне 1918–1919 гг. белые репрессии 1920 г. характеризуются меньшими масштабами. Однако это связано не с либерализацией белых режимов, а с «меньшей площадью» применения репрессий в условиях приближающегося поражения белого движения. Интенсивность же белых репрессий в этот период не меньшая, чем ранее, и документально фиксируются массовые расстрелы по несколько сотен человек. Известны и тысячные расстрелы. Достаточно просмотреть воспоминания только двоих известных дроздовцев А. В. Туркула, В. М. Кравченко[41]. Уже только по ним в ходе летне-осеннего наступления врангелевских войск 1920 г. цифра уничтоженных пленных красноармейцев одной только дроздовской дивизией превышает 1000 человек. При этом данная цифра (только, отметим, по двум воспоминаниям) явно не включает всех «дроздовских» жертв. Заложником подобной расстрельной практики дроздовцев, а также других белых частей в указанный период станет в Крыму осенью 1920 г. не успевшее эвакуироваться офицерство. Среди значимых трагедий следует упомянуть и судьбу нескольких тысяч оренбургских казаков, ставших жертвами анненковского террора, а также «белорусские расстрелы» атамана С. Н. Булак-Балаховича 1920 г. Известны и семеновские расстрелы этого периода.
В представленной работе рассматривается хронологически белый террор с октября 1917 г. по 1920 г. включительно. Это не означает, что белый террор после разгрома белой территориальной государственности