глазами. – А Зинка сказала, что она ее в мусорку выбросила!
– Зинка соврала, бураховская газета у меня в столе лежит. Не хочешь ее забрать?
– Спрашиваешь!
Обогнав меня, пылкий поклонник станичной красотки первым ворвался в редакторскую и бесцеремонно полез в мой стол. Нахально обшарил ящики, нашел свою газету и попутно прихватизировал подвернувшуюся под руку пачку печенья. К печенью сама собой просилась чашечка чаю, поэтому Вадик не ушел из редакторской, а устроился с газеткой на диване. Ожидая, пока закипит электрочайник, он любовался портретом мисс «БС» на последней полосе и сокрушался, что у нас не бывает выездных съемок. Моего напарника вдруг со страшной силой потянуло из городских джунглей на природу, причем не куда попало, а строго на северо-запад – в станицу Бураховскую.
Насмешливо поглядывая на Вадика, закрывшегося газеткой, я невольно посматривала на первую полосу «Бураховского слова», где имелся ударный материал под названием: «Надои растут: буренки МТФ-14 идут на рекорд!».
Статью иллюстрировала фотография унылой коровьей морды с печальными глазами и губами-шлепанцами. Фотограф по каким-то своим соображениям оставил за кадром то место коровьего организма, которое имело прямое отношение к надоям. По портрету трудно было понять, шла ли конкретная буренка на рекорд непосредственно в момент фотосъемки. Однако по выражению морды чувствовалось, что большого спортивного азарта корова чужда и на трудовые подвиги ее тянет не личный героизм, а аппарат машинного доения.
Вдоволь налюбовавшись фотографией буренки с МТФ-14, я переключилась на другие материалы первой полосы. В подвале помещались сразу две заметки. Одна имела убойный заголовок: «После клинической смерти морская свинка стала ясновидящей!», другая называлась просто и без затей: «Школе искусств – быть!» К первой статье прилагалось фото упитанного хомяка, стоящего на перевернутом стакане на задних лапках, с воздетыми вверх передними конечностями и вдохновенной мордой, выражение которой позволяло предположить, что животное находится в глубоком трансе. Под снимком имелась подпись: «Теперь Хомку зовут Нострадамусом». Поскольку продолжение статьи было на второй странице, мне не удалось узнать, какого рода предсказания делает ясновидящая морская свинка. Зато маленькую заметочку про открытие станичной школы искусств я прочитала целиком, а заодно и рассмотрела фотографию с места события.
Это было хорошее репортажное фото, не постановочное, живое и очень эмоциональное. Толстяк в душной пиджачной паре с напряженным выражением лица кромсал явно тупыми ножницами красную ленточку, натянутую между столбами деревянного крыльца. Хорошо видна была вывеска «Бураховская школа искусств им. Л.Ф. Шишкаревой» и лицо дамы в кружевной шляпе и с букетом, терпеливо ожидающей возможности шагнуть на ступеньки. Толстяка с ножницами я не знала, а дамой с букетом была самозваная подружка суровых дней Сереги Лазарчука – Татьяна Ларина.
– Дай сюда! – я перегнулась через стол и вырвала из рук удивленного Вадика «Бураховское