появлении чужака избиение прекратилось, но не надолго.
– Иди отсюда, – сказал парень постарше, когда убедился, что Белов один.
– Почто бьёте Третьяка, староста велел его не трогать, – подошёл тот, чувствуя, что уговоры не пройдут, но попробовать надо.
– Да он сам… – ляпнул второй парень.
– Молчи, Окорок, – прервал его главарь и повторил: – Вали отсюда, бродяга.
– Только вместе с Третьяком, – Белов за руку отвёл Третьяка себе за спину.
– Тогда получи… – ударил чужака главарь.
Парни, конечно, были крепкие, но драться они не умели. Бывший сыщик скоро уложил их на землю, калечить не стал, понимая, что били они Третьяка, скорее всего, по заданию Скора. Носы и зубы у лоботрясов остались целые. Даже синяков на лицах не появилось. Недавние воспоминания о Русской Правде повлияли на действия опера. Он вспомнил, что пролитая в драке кровь или увечье облагаются серьёзными штрафами. Поэтому работал против подростков болевыми контролями и блоками. Пары вывернутых рук и прихваченной на болевой приём кисти хватило для вразумления драчунов. Чтобы не допустить жалобы от хулиганов на расправу над невинными подростками, он поставил парней на ноги и спросил имена, они оказались очень характерными – Будила, Окорок и Елага. После этого заставил всех троих поклясться перед богами, что их никто не бил и не калечил. Парни уныло пробурчали клятву Роду и Макоши. Затем Белов их отпустил, напомнив, что ещё будет в Выселках и узнает о соблюдении клятвы.
Глядя вслед плетущимся домой обидчикам, Третьяк спросил:
– А со мной что будет?
– А ты поплывёшь ко мне, – решил его спаситель, – тебе же некуда идти?
– Да, некуда.
– Вот и ладно, бери свой мешок.
Усадив Третьяка в лодку, Белов взялся за вёсла. Клятва клятвой, но отплыть подальше не помешает. Грёб, довольный сделкой с Окунем, он почти до заката, за это время проплыли место предыдущей ночёвки, где встретился Слад. Кама здесь была не очень извилистая, по прикидкам Белова, они отплыли от Выселков километров на двадцать или больше. Ночевать на берегу ему не хотелось, к счастью, попался небольшой островок, поросший ивняком. К нему и пристали путники. Отправив Третьяка разводить костёр, сам закинул донку с насадкой-лягушкой, приковал лодку к дереву и понёс вещи на берег. Паренёк уже наломал сушняка и бил огнивом по кремню, раздувая тлеющие искорки.
– Вот что я забыл, – чертыхнулся про себя Белов. – Зажигалки и спички скоро кончатся, и что будет? Надо думать о способах добывания огня.
«Или о заправке зажигалок», – подсказал ехидный внутренний голос.
Оставив Третьяка у костра, он вернулся за берестой в лодку, березовую кору путник использовал в качестве подстилки, как хороший теплоизолятор, на островке была довольно сырая почва, придётся стелить берёсту. Он принёс две охапки берёсты к костру, объяснив Третьяку, чтобы их не сжёг, потом решил проверить донку. Оказалось, там вполне