заорал режиссер.
Потом увидел меня и сменил гнев на милость:
– О, Дашенька, чудесно, очень вовремя, у нас сцена семейного обеда. Сядьте возле Ольги…
– Делать-то что? – спросила я, покорно усевшись на стул. – Слова какие говорить?
– Ведите себя естественно, – посоветовал Борис, – ну, улыбайтесь, шутите, как обычно во время приятного совместного времяпрепровождения…
Я посмотрела на бледного Аркадия, потную Маню, красную Зайку и подавила вздох. Естественно, так естественно, только, надеюсь, Манюня и Кеша не начнут, по обыкновению, ругаться. Как правило, Аркадий с воплем: «Ты жиртрест, промсарделька», – отнимает у сестры пятый кусок торта, который та, совершенно не заботясь о фигуре, мирно тащит в рот. Впрочем, Манюня, никогда не дающая себя в обиду, мигом начинает орать: «Отвяжись, глиста в скафандре».
На этой стадии ласковой семейной беседы, как правило, вмешивается Ольга, а я стараюсь незаметно испариться, чтобы осколки от рвущихся снарядов случайно не попали в мою голову.
Но сегодня дети, желавшие прославиться на всю страну, вели себя невероятно.
– Так, начали! – взвизгнул Борис.
Я уставилась прямо в камеру, над которой горела красная лампочка. Надо же, вроде ерунда, просто прибор для съемки, а как гипнотизирует! Язык прилип к нёбу, руки словно связаны… Очевидно, Боря понял, в чем дело, потому что сразу сказал:
– Даша, сейчас только порепетируем. Ставлю задачу: у вас мирный семейный обед, такой, как всегда. Непринужденная беседа, вкусные блюда… Все естественно, без натуги, легко… Не надо зажиматься, когда начну снимать, предупрежу, ну, давайте, раньше начнем, раньше закончим. Главное – естественность. Ну, Маша, вперед, вроде ты самая спокойная!
Манюня покраснела, тихонько кашлянула и завела:
– Дорогой Кешик, будь любезен, передай, пожалуйста, кусочек торта!
– С большим удовольствием, дорогая, – расплылся в улыбке брат, – тебе какой? Со взбитыми сливками или клубникой?
– Я отдаю предпочтение выпечке с кремом, – ответила Маня.
– Не пойти ли нам сегодня в музей? – спросила Зайка.
– Изумительная идея, – вновь разулыбался Кеша, – а ты, мамочка, согласна?
Старательно сдерживая хохот, я кивнула.
– Курица удалась, – завела Ольга, – в меру зажаренная.
– Очень аппетитная, – сообщил Кеша, не переваривающий курицу ни в каком виде – ни в вареном, ни в жареном, ни в пареном, – восхитительная птица.
– Кешенька, – продолжила Машка, – сделай одолжение, положи еще кусочек тортика, вон тот, с красной розочкой!
В глазах сына загорелся нехороший огонек, но ради Ольги он сдержался и чересчур сладким голосом, изображая из себя сахар в шоколаде, ответил:
– Конечно, моя радость! Может, сразу еще и ломтик бисквита с вареньем? Скушай сразу два.
Маруська вздернула бровь, но тоже подавила негодующий вопль и просюсюкала:
– Очень мило с твоей стороны, прямо восторг! Ты страшно любезен.
– В Музее русского быта, – гнула свою