торые писаны или печатаны за границею, как например: Курбского, Кошихина, Дашковой, фон Визина, Шишкова, Ермолова, Тургенева, Якушкина, Трубецкого, Розена, Долгорукого, Герцена, Кошелева, Самарина, Бушена, Скребицкого, Ростиславова и пр., не исключая даже записок одной русской императрицы, Екатерины II!.. Нашим современникам нет нужды говорить, почему это так. Деспотическое правительство, подвергая цензуре книги, выходящие в России, делает невозможным появление у себя дома сочинений, которые бы знакомили с действительным содержанием русской исторической жизни. Оно настолько страшится света истины, что не допускает свободного исследования не только тех событий, в которых само принимало деятельное участие, т. е. вполне современных, а и тех, которые совершились много десятилетий тому назад, но при царствовании голштинской династии. Каждому образованному человеку у нас известно, что историческую правду в наше время дозволено говорить только о событиях, предшествовавших правлению Екатерины II; для позднейших же времен, особенно с воцарения свирепейшего из деспотов, Павла, допущены только сочинения Устрялова, Д. Милютина, Михайловского-Данилевского, Богдановича, Зотова, Корфа и т. п. писателей, сознательно скрадывавших истину, чтобы выставить в безупречном свете самодержавную власть и ее представителей, от которых авторами, конечно, ожидались и нередко получались «великие и богатые милости».
Настоящее сочинение совершенно чуждо такой угодливости перед лицами, облеченными властью, и, напротив, имеет задачею подвергнуть правдивому разбору ту правительственную их деятельность, которая, с 1855 года, на словах имела всегда целью благо русского народа, а на деле нередко причиняла ему одно зло. При этом речь идет не об одном лице, даже не о лицах вообще, а о целой системе, которая существует в России как наследие средневекового варварства; лица же упоминаются лишь по мере интереса событий, в которых они участвовали и за которые, естественно, должны нести нравственную ответственность. Самое построение книги автор старался оправдать в особом введении; об исполнении же указанных там задач, к сожалению, слишком далеком от совершенства, он позволяет себе сказать лишь одно: пусть завтра появится о данном предмете сочинение более соответственное требованиям науки, и он первый будет рукоплескать. Автор даже надеется, что появление такого сочинения возможно в недальнем будущем, потому что русская мысль с каждым годом приобретает все более самостоятельности и зрелости. Только в обнародование подобной книги в самой России он откровенно не верит. Иначе он попытался бы издать там свою.
Ни одной минуты автор не сомневается, что сочинение его не удовлетворит, с одной стороны, тех лжепатриотов, которые держутся правила, что «грязное белье не следует стирать на виду у всех», а с другой – тех космополитов, которые отрекаются от всякой национальной точки зрения на события. Склоняться пред требованиями тех или других он и не имел в виду, следуя только голосу совести и обращаясь к большинству собственно русских людей своего времени, с которыми желал беседовать как их соотечественник. В этом последнем приеме, конечно, есть нечто пристрастное, ненаучное; но автор думает, что сочувствием к судьбам русского народа можно вернее достигнуть пробуждения его к самодеятельности, чем одними холодными рассуждениями об его отсталости, на которые и без того так щедры не только иностранцы, пишущие о России, но и некоторые из ее уроженцев, носящиеся в сфере отвлеченных теорий. Цель настоящей книги – облегчить русским людям труд обновления в памяти пережитых ими событий, помочь им осмыслить эти события, и показать, насколько существующее государственное устройство России не соответствует ее потребностям. Других целей у автора не было.
‹…›
Перемены в составе русской государственной области
Ход истории народа определяется условиями его страны.
При кончине императора Николая Россия занимала 375 774 квадр. мили и расстилалась по трем частям света на целые 217 градусов долготы, так что солнце никогда не заходило в ней. С точки зрения протяжения не оставалось, по-видимому, ничего желать, а известный статистик Арсеньев, в своих «Статистических очерках России», старался уверить, что и по очертанию границ, т. е. по своему положению среди других стран, эта обширная территория очень выгодна для народа русского. Тем не менее царствование Николая завещало нам серьезные заботы об улучшении наших территориальных условий, а именно:
1) На Кавказе среди наших владений находились две вставки (enclaves), занятые независимыми и даже враждебными нам горцами, общим протяжением около 1600 кв. миль. Их необходимо было покорить, чтобы покончить с разорительною войною, которая тянулась более полувека и которой не предвиделось конца, пока была продолжаема прежняя нерешительная система военных действий.
2) В Среднеазиатских степях мы достигли к 1855 году Аральского моря, низовьев Сыра, долины Чу и подножий Заилийского Алатау. Это была граница очень неудобная для охранения ее от вторжения хищников с юга, особенно на пространстве между Аралом и Каспием и от Перовска до Верного. Так как об отступлении к Уралу и Иртышу нечего было и думать, ввиду существования русских селений впереди линии этих рек и опасности