и Раевской антрепренер поручал ей роли в комедиях и даже в водевилях! Так хотелось всем ее провала… Но к общему удивлению и к торжеству режиссера, Неронова и в комедии успела выказать себя недюжинной, разнообразной, гибкой артисткой. У нее оказывалась бездна тонкого, природного юмора. А в водевиле своей грацией, безыскусственной жизнерадостностью и голосом она совсем затмила Струйскую. И надо сознаться, что это торжество очень радовало Неронову. Она много работала, чтобы унизить соперниц. Смиренно переносить их интриги совсем не в ее характере. Она уже не боится врагов. Она словно бросает им вызов.
За две недели до бенефиса, несмотря на высокие цены, все билеты уже раскуплены. На одну галерку цены остались те же.
– Вы, голубушка, привезите с собой завтра вашу Польку, – накануне бенефиса говорит ей режиссер. – Подношений будет много. Как бы не растащили из уборной… Строго накажите ей не отлучаться… Готовится вам овация…
– Ах, уж и не говорите! – с отчаянием отвечает Надежда Васильевна. – Я чувствую, что буду плоха… У меня дедушка болен…
– У артиста, когда он вошел в театр, нет ни бабушки, ни дедушки… Есть только искусство…
– Ах, знаю… знаю, дорогой мой… Наперед чувствую, что все забуду, как только надену костюм и парик… Но хорошо ли это?
– Это прекрасно… Чего бы без этого стоила жизнь артиста?!
Овации и подношения начинаются с самого первого акта. Как только мелькнул за кулисами клочок белого платья Луизы, вся публика поднялась, как один человек, чтобы приветствовать любимую, артистку. Клака опять свирепствует вовсю, вызывая Раевскую. Неронова, благодарно пожимая руку своего врага, все время выводит с собою и ее, и Лирского.
Со времени дебюта Нероновой прошло около пяти месяцев, но как вырос, как обогатился за это время ее талант! Муратов лучше всех в театре это видит. Все слова роли остались прежними. А какая разница в их передаче!.. То играла невинная девушка, не знавшая любви. Теперь на сцене женщина, изведавшая опьянение страсти, познавшая ее муки, ее разрушающую силу, ее роковое иго…
Она не видит Хованского на обычном месте в первом ряду. С какой тоской срывается у нее:
«Где-то он теперь?.. Знатные девицы видят его… говорят с ним… А я… жалкая, позабытая девушка…»
Сердце Муратова больно сжимается. Он знает, что Неронова позабыта. Из Петербурга приехала невеста Хованского… Какие страдания ждут ее теперь!
Хованский на этот раз находится в ложе своей матери и занимает петербургских гостей. Юная и безличная, но миленькая блондинка в бальном туалете, с жемчугами на шее, сидит впереди. Из-за ее плеча Хованский смотрит на сцену. Рядом мать блондинки – пышная женщина, декольтированная, с бриллиантовым колье. Сзади седой генерал.
Сквозь щелку в занавесе, закусив губы и бледная даже под гримом, глядит на них бенефициантка в антракте. Услужливая Раевская первая указала ей на ложу. Надежда Васильевна ловит нежную, почтительную улыбку Хованского. Так он ей никогда не улыбался… Кто эта девушка? Быть может, невеста…
Муки