давно знакомы с этим… барином?
– Наденька… Будет кокетничать! – смеется Садовников. – Мы тебя ждем.
Она опять краснеет, как девочка, от этого тона. И покорно идет на место.
На сцене в первый раз она замечает, что Садовников изменился. Словно постарел. А ведь ему всего тридцать. Лицо обрюзгшее, под глазами мешки. Неужели пьет? Взгляд стал тяжелым, выдает его подлинную натуру. Но что за улыбка!..
– Вы разве родственники? – настойчиво допрашивает ее Мосолов. Его изящные ноздри раздуваются. В смеющихся всегда глазах видна тревога. – Почему вы мне ничего об этом не сказали?
– Какой вы чудак! Откуда вы взяли, что мы – родственники?
– Но как же он смеет говорить вам ты? – страстным шепотом срывается у него.
Она звонко, нервно смеется.
– Вы, кажется, ревнуете, Сашенька?
– Не «кажется», а безумно… Что это значит?
– Отстаньте!.. Объясню потом.
– Это что за Антиной?.. Познакомьте! – говорит гастролер.
– Наш комик Мосолов, – рекомендует режиссер. – Любимец публики, талантливый партнер Надежды Васильевны…
– А-га!.. Теперь понятна склонность ваша к Наденьке…
– Откуда вы заметили эту «склонность»? – дерзко спрашивает Мосолов.
Гастролер ядовито смеется и снисходительно треплет комика по плечу. Тот закусил губы. Голубые, всегда смеющиеся глаза стали злыми и темными.
Репетируют Короля Лира… Все подтянулись, все взволнованы. Даже на считке Садовников дает настоящий тон и невольно увлекает других. Надежда Васильевна – Корделия. Мосолов – шут. С легким, невольным трепетом вслушивается Надежда Васильевна в интонации гастролера, ловит его беглую мимику. Она чувствует перед собой могучий талант, какую-то «черноземную» силу… Кто мог это думать четыре года назад? Недаром имя его гремит в провинции… Какое наслаждение будет играть с таким артистом!
И как мягки все его замечания! Как бережно относится он к самолюбию маленьких актеров!.. Все им очарованы. Репетиция кончилась. Гастролер целует руку Надежды Васильевны.
– Позови меня к себе завтра, Наденька, вечерком! Угости чайком, – просит он. – Нельзя ли только… без пажа?
Она вспыхивает до корней волос.
– Какого пажа?
Он смеется. И опять, как встарь, она ловит жадную искру в его глазах. Или это ей показалось? Сердце тяжко бьется. А он говорит:
– Нынче прибежал бы с радостью. Да боюсь, нехорош буду. Подпоят меня эти «театралы»… За город с ними еду. До утра прокутим… А отказать нельзя. Обидишь…
Проснувшись на другое утро, Надежда Васильевна долго лежит, закинув за голову руки. Безотчетная улыбка бродит по лицу ее. Почему так радостно на душе?.. Да, сон… Жаркий сон… Румянец заливает ее щеки… Ей приснилось, что гастролер и она… Нет… Не думать об этом вздоре!.. И какие только глупости снятся!
А сердце бьется все так же тяжко… Даже дышать трудно.
Она сама не сознает, что ждет репетиции. Сама не понимает, как горячи ее глаза, встречающие