с мыслью о том, почему мне так и не удалось узнать, как открывается потайная дверь в комнаты Чейда. Но я не сомневался, что он просто выгнал бы меня, – Чейд был человек слова и не стал бы вмешиваться до тех пор, пока Гален не покончит со мной. Или пока не выяснил бы, что я покончил с Галеном.
Меня разбудил свет свечей в канделябре шута. Я совершенно не понимал, где нахожусь и сколько сейчас времени, пока шут не сказал:
– Ты как раз успеешь помыться, поесть и первым прийти на башню.
Он принес теплую воду в кувшине и теплые булочки из кухни.
– Я не иду.
Это был первый раз, когда шут показался мне удивленным.
– Почему нет?
– Это бессмысленно. У меня ничего не выйдет. У меня просто нет способностей, и я устал биться головой о стену.
Глаза шута расширились еще больше.
– Мне казалось, что у тебя все шло хорошо до…
Теперь пришел мой черед удивляться.
– Хорошо? А почему, ты думаешь, он издевался надо мной и бил в качестве награды за успехи? Нет. Я не способен был даже понять, в чем там дело. Все остальные уже обошли меня. Почему я должен возвращаться? Чтобы Гален мог еще более убедительно доказать, как прав он был?
– Что-то, – осторожно сказал шут, – что-то тут не так. – Он немного подумал. – Прежде я просил тебя прекратить уроки. Ты отказался. Ты помнишь это?
Я попытался вспомнить.
– Иногда я бываю упрямым, – согласился я.
– А если сейчас я попрошу тебя продолжить? Пойти наверх, на башню, и попытаться еще раз?
– Почему ты больше не отговариваешь меня?
– Потому что то, что я пытался предотвратить, теперь позади. И ты выдержал. Так что теперь я пытаюсь… – он оборвал себя. – Как ты сказал, зачем вообще говорить, если не можешь говорить прямо?
– Прости, если я так сказал. С друзьями так не говорят. Я не помню этого.
Шут слабо улыбнулся.
– Если ты этого не помнишь, то я тем более не должен. – Он взял мои руки в свои. Его прикосновение было странно холодным. Дрожь охватила меня. – Ты будешь продолжать, если я попрошу тебя? Как друг?
Это слово так странно звучало в его устах! Шут произнес его без насмешки, осторожно, как будто, прозвучав, оно могло изменить значение. Его бесцветные глаза удерживали мой взгляд. Я обнаружил, что не могу сказать «нет», и кивнул.
Тем не менее я встал неохотно. Шут с бесстрастным интересом смотрел, как я складываю одежду, в которой спал, умываюсь и жую принесенный им хлеб.
– Я не хочу идти, – сказал я ему, покончив с первой булочкой и взяв вторую. – Не понимаю, что это может изменить.
– Не знаю, почему он возится с тобой, – согласился шут. Его обычный цинизм вернулся.
– Гален? Он должен. Король…
– Баррич.
– Он просто любит проявлять власть, – пожаловался я, и это прозвучало по-детски даже для меня самого.
Шут покачал головой.
– Ты что, совсем ничего не знаешь?
– О чем?
– О