дипломатическом поприще. Но Ли сообщил, довольно сносно изъясняясь на русском, что таких школ, увы, он не изучал. На вопрос Романа, какую школу он знает, Ли ответил, что ему ведома лишь школа Ветра. Роман о такой школе не слыхал, и, по правде говоря, название его не вдохновило. Уж как-то больно мирно оно звучало. На его вежливый вопрос, как быстро он научится в школе Ветра бить противника и в чем заключается ее преимущество перед другими школами, Ли пояснил, что в бою не главное – бить противника, а главное – не позволять бить себя. Ветер невозможно настичь, как ты за ним ни гоняйся. Он всегда свободен, и никто не властен над ним. Научиться бить – нетрудно. Главное – научиться быть неуязвимым.
Это Роману, хрупкому, мечтательному подростку, понравилось. Ему было тогда двенадцать лет. Через год обучения в школе Ли, где занимались дети китайских дипломатов и несколько русских мальчишек, Роман мог без труда уворачиваться от удара палкой, когда его пытался ударить один человек. Через два года он уже с легкостью уходил от двух человек. Еще через два года его нельзя было «достать» ни кулаком, ни ножом, ни шестом. Даже если на него в закрытом, тесном помещении набрасывались одновременно три человека, вооруженные ножами и дубинками, он все равно умудрялся не получить ни одного серьезного повреждения.
Когда ему исполнилось шестнадцать и он стал гибким и прыгучим, как китайский гимнаст, Ли начал обучать его тем самым жестоким ударам, за которыми Роман пришел к нему четыре года назад. За три последующих года Роман научился бить всеми ударными частями тела, да так, что перед ним не мог устоять даже мускулистый горилла-боксер или борец, весящий вдвое больше его. А еще позже, в Афганистане, Роман научился и убивать…
К концу тренировки тело Романа, худощавое, но все перевитое сухими, рельефными мускулами, лоснилось от пота. Он немного остыл, подышав особым способом, затем полез под душ. Стоя то под горячей, то под холодной, почти ледяной водой, он анализировал свой ночной разговор с генералом Слепцовым.
Собственно, анализировать тут было особо нечего. Закрыли им дырку, не слишком благородно пахнущую, и все дела. Ладно, перетерпим. Спасибо и на этом. Как говорил генерал Антонов, в нашем деле мелочей не бывает. В ГРУ не все сплошь дураки и ежели кого-то подозревают, то это имеет свой резон.
Роман перебрался в кухню и, готовя омлет, начал изучать досье на Зимянина Александра Ивановича. Ого, улыбнулся Роман, разглядывая фотографию, да это живчик. Пухлые щечки, сладкие глазки, румяные губки. Знаем мы таких оптимистов, встречали. Они для ублажения себя, любимых, на все готовы. Не верится, правда, что сей пухлый добряк мог пойти на столь страшное преступление. Тут Слепцов прав. Роман вполне доверял своему чутью и видел, что Зимянин никак не мог стоять за убийцами на даче Байкова. Но изделия Фаберже он собирал, это факт, и собирал рьяно. Значит, кто-то мог «достать» для него яйцо, взяв на себя организацию налета и похищения. Дорогая во всех отношениях услуга. Если действительно Зимянин получил похищенное яйцо, то либо заплатил огромную сумму, либо… Кому-то понадобилась продукция его комбината. И в немалом количестве. Причем так,