Священство должно быть целью каждого мужчины. – Саныч сдержанно округлил эбеновые глаза, так что в них отразился матовый серебряный блик с его толстого серебряного обручального кольца.
– Как это, каждого? – смутился, задергался внутренне Колодин.
– Другое дело, что можно и не стать священником, но как высшая цель земного существования, как идеал… – уточнил Саныч, он круглил глаза не рьяно, а педагогически.
– А, ну как идеал – это можно.
– Есть у меня одна врака по этому поводу. Историйка про Аркашу. Теперь-то он не Аркаша, а целый отец Иона. А когда он был еще Аркашей из ВГИКа, мы променады с ним и с другими творческими кутилами по Броду такие забабахивали! Бродом у нас улица Горького называлася. А в стены Трех вокзалов плескалося золотое море советского шампанского с пузырьками по горизонту. Я-то что? Я все порхал, как бабочка, синкопами, опылял цветы добра и зла, пил цветочный нектар мировой культуры и смаковал коньяк из горлышка в колоннадах Метрополитена имени Ленина. А Аркаша, тот был заправский хиппи и диссида, потом еще ударился во всевозможные буддизмы-оккультизмы, камлали они всей своей бандой – ой, простите, я хотел сказать: бомондом! – в этой самой башне. – Саныч указал на двенадцатиэтажный блочный дом за окном. – Там была у Аркаши фатера. Но вот, глядим, наш Аркаша воцерковился, покаялся, зачастил в монастырь, выбился в любимые духовные чада. А потом охнуть не успели – он уже послушник. Причем не просто послушник-салага, ему проповеди после литургии произносить доверяют. Речист! Но компанию свою старую Аркаша не забросил. Компания у него незаурядная подобралася: режиссеры с философами, критикессы с поэтессами, генеральские дочки с поэтами, князья с графьями. Высший свет, коротко говоря. Другое дело, что дворянство, пусть человек и рождается в дворянской семье, присваивается только высочайшим повелением, указом государя… Я вот тоже из недобитков, но дворянином себя не считаю, потому что государь-император обо мне указа не подписывал. Ага, ну вот. Вознамерился, значит, наш Аркаша принять иноческий постриг. Друганы его родовитые решили, само собой, это дело как следует сбрызнуть, шампани накупили горизонтальной. Пришли ватагой на постриг, кто по-неформальному в штатовских джинсах, а кто в кутюрах и шанелях. Стоят, крестятся, всё по-правильному делают, как Аркаша научил.
Самого же Аркашу монахи берут под локотки и заводят в носочках прямо в царские врата – вообще босиком положено, но он в носочках был. Друганы ждут-ждут, уж служба закончилась. Выскочил из алтаря иподьякон. Аркашины друзья подступили к нему, спрашивают: «А где же наш Аркаша?» «Он теперь не Аркаша, а брат Иона», – со всей положенной строгостью отвечает иподьякон. «Ну хорошо, – ропщут дамы, – когда же он выйдет? Мы его ждем-ждем». Почему «ропщут»? Как апостол Павел сказал? Женщина в храме да молчит. Аминь. Ага, ну вот. Лошадиный дьякон им и отвечает: «Куда ж ему выходить, ему теперь некуда выходить, ведь он теперь монах».
– А почему «лошадиный»?
– «Ипо»