знаний, – он слывет очень умным человеком в наших краях, где умные люди наперечет. Его готовили к служению в церкви, но он не спешит с посвящением в сан.
– Какой церкви? Католической?
– Конечно, католической! А какой же еще? – сказала леди. – Но я забыла: меня предупреждали, что вы еретик. Это правда, мистер Осбалдистон?
– Не могу отвести ваше обвинение.
– А между тем вы жили за границей, в католических странах?
– Жил. Почти четыре года.
– И бывали в монастырях?
– Случалось; но не много видел в них такого, что говорило бы в пользу католической религии.
– Разве несчастливы их обитатели?
– Некоторые, безусловно, счастливы – те, кого привели к отрешению глубокая религиозность, или изведанные в миру гонения и бедствия, или природное бесстрастие. Но те, что постриглись в случайном и нездоровом порыве восторженности или под воздействием первого отчаяния после какого-нибудь разочарования или удара, – те беспредельно несчастны. Чувства быстро оживают вновь, и эти люди, точно дикие животные в зверинце, изнывают в заточении, в то время как другие предаются мирным размышлениям или просто жиреют в своих тесных кельях.
– А что происходит, – продолжала мисс Вернон, – с теми жертвами, которых заточила в монастырь не собственная воля, а чужая? С кем их сравнить? И в особенности если они рождены наслаждаться жизнью и радоваться всем ее дарам?
– Сравните их с посаженными в клетку певчими птицами, – отвечал я, – обреченными влачить свою жизнь в заточении. На утеху себе они развивают там свой дар, который служил бы украшением обществу, если б их оставили на воле.
– А я буду похожа, – отозвалась мисс Вернон, – то есть, – поправилась она, – я была бы похожа скорее на дикого сокола, который, скучая по вольному полету в облаках, бьется грудью о решетку клетки, пока не изойдет кровью. Но вернемся к Рэшли, – сказала она с живостью.
– Вы будете считать его самым приятным человеком на земле, мистер Осбалдистон, – по крайней мере первую неделю знакомства. Найти бы ему слепую красавицу, он, несомненно, покорил бы ее; но глаз разбивает чары, околдовавшие слух… Ну вот, мы въезжаем во двор старого замка, такого же нелюдимого и старомодного, как любой из его обитателей. В Осбалдистон-холле, надо вам знать, не принято много заботиться о своем туалете; все же я должна сменить это платье – в нем слишком жарко, да и шляпа давит мне лоб, – весело продолжала девушка и, сняв шляпу, тряхнула густыми, черными, как смоль, кудрями; пальцами она отстранила локоны от своего красивого лица и проницательных карих глаз. Если и была в этом доля кокетства, ее отлично замаскировала простодушная непринужденность манеры. Я не удержался и сказал, что если судить о семье по тем ее представителям, которых я вижу пред собою, то здесь, мне думается, забота о туалете была бы излишней.
– Вы очень вежливо это выразили, хотя, быть может, мне не следует понимать, в каком смысле сказаны ваши слова, – ответила мисс Вернон. – Но вы найдете лучшее оправдание