обо всем, что с ними случилось после их захвата боевиками. Обращались с ними поначалу вежливо. Но только до тех пор, пока не привезли в Алеппо. А там появился этот ужасный Гияс Турай, которому и передали французов, после чего начался самый настоящий ад.
– Вы понимаете, нас унижали как людей, вот что страшно! – нервно сжимала тонкие пальцы журналистка. – Нас низводили до состояния скотов, в нас хотели растоптать все человеческое. А потом как скот… ножом по горлу… как баранов…
– Ну-ну, все уже закончилось, – старательно подбирая английские слова, успокаивающе проговорил Котов.
– Такое не забывается, – прикусив губу, заявила женщина. – Вы не поверите, но если бы меня там насиловали, я, может, отнеслась к пережитому с меньшим драматизмом. В конце концов, я взрослая женщина… Но когда в тебе не видят человека как такового, это страшно!
– Гияс Турай – человек с садистскими наклонностями, – задумчиво произнес Сидорин, не поворачиваясь к французам. – Он преступник, даже по меркам военного времени, уголовный преступник и бандит. Это при любом раскладе оценок происходящего.
– Мадам Дормонд, – спросил Котов, – а кто в ту ночь, когда мы вас освободили, уехал из лагеря на машине? Я не думаю, что вы спали. Может, слышали что-то? Хотя вряд ли они говорили по-французски между собой.
– Я немного знаю арабский, – ответила Люция. – В достаточном объеме, чтобы общаться на бытовом уровне. Ну, может, чуть глубже. Я же не первый день работаю в странах арабского мира.
– И? – напрягся в ожидании Котов, покосившись на Сидорина, который тоже с интересом повернулся к француженке.
– Я не знаю, что это за человек, – поморщилась журналистка. – Один из них. Такой же бандит, как я полагаю. Я только поняла, что у него с этим вашим Тураем какие-то серьезные разногласия были. Наверное, из-за них он и уехал.
– А чуть подробнее? – попросил Сидорин. – В чем разногласия проявлялись, как к уехавшему относились другие боевики? Так сказать, его статус в иерархии террористической организации?
– Наверное, высокий статус, – пожала плечами Люция. – Рядовые боевики его как-то сторонились. Или он держался от них в стороне. Он, как мне показалось, чего-то от Турая требовал, а тот не соглашался. Может быть, этот Хасан был недоволен остановкой на ночлег. Перед тем как уехать той ночью, вы правы, мы, конечно, с Джосом не спали, мне показалось, что Хасан порывался нас застрелить, но Турай тоже схватился за оружие. Потом мы услышали звук автомобильного мотора. А потом вы атаковали и… все.
– Хасаном его называли боевики? – почему-то переспросил Сидорин.
– Ну, не все боевики, а только Турай. Он обращался к нему так. А другие об этом человеке не разговаривали, по крайней мере, при нас с Джосом.
– Вам знакомо это имя, Михаил Николаевич? – спросил Котов по-русски у Сидорина.
– Боюсь, что да. Хотя имя Хасан в арабском мире одно из самых распространенных.
– И кто тот Хасан, о котором вы подумали?
– Я