как легко и привольно почувствовал он себя, когда узкая гондола вышла на середину канала и ее облил мягкий свет луны. Паулю вовсе не хотелось показаться на пароходе в такой веселой компании, в которой, впрочем, ему до сих пор было так хорошо. Сегодня же она в первый раз показалась ему обременительной. Он знал, какой магнит притягивал его друзей на пристань и смотрел на их навязчивость, как на бестактность, от которой и старался всеми силами отделаться.
Несколько минут спустя гондола подплыла к самому трапу и молодой человек легко и проворно взбежал на пароход, между тем как старый слуга медленно последовал за ним. Большинство пассажиров находились уже на палубе, так как никому не хотелось в такую чудную лунную ночь оставаться в душных каютах. Пауль обошел оживленно болтавшие группы и одиноко стоявшие там и сям фигуры, сошел даже в общий зал, но напрасно: той, кого он искал, нигде не было видно. Госпожа фон Гертенштейн, вероятно, ушла к себе в каюту и выйдет только к утру, когда пароход придет на место.
Недовольный и расстроенный, Пауль снова поднялся на палубу и сел на стул подальше от шумного общества. В эту минуту раздался свисток к отплытию, машина заработала, и пароход медленно поплыл вдоль берега, на котором раскинулся город. Вот уже показалась ярко освещенная площадь с оживленно двигающейся по ней толпой, еще раз приветливо улыбнулись отъезжавшим башни и дворцы, облитые серебристыми лучами полной луны. На одну минуту вся панорама города ясно предстала глазам путников, но потом стала скрываться, все быстрее по мере того как пароход ускорял свой ход.
На палубе все понемногу затихало, и пассажиры один за другим расходились на ночь по своим каютам. Верденфельс тоже было поднялся с места, как вдруг остановился, точно прикованный, возле лестницы, ведущей в каюты: недалеко от него, на противоположной стороне палубы, одиноко стояла дама, которую он тотчас же узнал, несмотря на то, что она стояла спиной к нему. Вероятно, в минуту отплытия парохода она, никем не замеченная, заняла этот уютный уголок. Молодой человек хотел было направиться к ней, но вдруг остановился. Если робость не принадлежала прежде к числу его добродетелей, то теперь он испытывал даже некоторый страх. Что-то строгое, недоступное было в этой высокой, закутанной в черное фигуре женщины, которая одиноко стояла, облокотившись о борт, и смотрела на море. Однако шум шагов привлек ее внимание, она обернулась и свет луны осветил ее лицо.
Лицо ее под черным кружевом, наброшенным на голову, было необыкновенно красиво, хотя и несколько слишком серьезно, что при такой молодости могло показаться немного странным. Быть может, эта серьезность была следствием той тяжелой потери, о которой говорило траурное платье дамы, или, может быть, такое выражение было вообще присуще ее чертам, которые при строгой правильности линий нельзя было назвать мягкими. На высоком лбу и вокруг розовых губ замечались черточки, свидетельствующие о необыкновенной энергии и силе воли, и как ни красивы были темные глаза с длинными ресницами, они смотрели холодно и серьезно, словно чувство было им