на службу в банк, где был на хорошем счету и где ему прочили в скором будущем должность начальника инвестиционного отдела. Но работа валилась из рук, он стал делать ошибки, и все чаще и чаще приходилось под сочувственные взгляды сослуживцев получать выволочки от начальства. Около года такое положение вещей терпели. Наконец, Антона вызвали к кадровику, и тот, пряча глаза, предложил написать заявление по собственному желанию.
Работы не стало, а вместе с ней не стало причины следить за собой и держать себя в руках. Антон Самарин сломался. Опустился и пошел ко дну. Сейчас, после того, как смерть Ольги подтвердилась официально, он, сидя на скамейке в больничном парке и жадно втягивая до фильтра третью подряд сигарету, осознавал это вполне отчетливо.
– Поплачь, парень, поплачь, – услышал вдруг Антон скрипучий старческий голос. – Небось жена была, а?
– Тебе какое дело, – ответил Самарин грубо. – Не стой здесь, отец, ступай своей дорогой.
– Да я что, я ничего, – забормотал старик и суетливо выудил из внутреннего кармана картонный прямоугольник. – На вот, возьми, тебе это.
Прямоугольник оказался визитной карточкой с золотыми виньетками по краям.
В центре стояло имя – Николай Иванович Муравьев, а над ним красовалась надпись, показавшаяся Антону воистину дурацкой, если не издевательской.
– Его сиятельство граф Николай Иванович Муравьев, – прочитал Самарин надпись вместе с именем. – «Сиятельство», надо же, хорошо, не «величество». Что за бред, отец? Зачем это мне? Да и сам ты откуда взялся?
– Работаю я здесь, – старик переступил с ноги на ногу. – Сторож я при морге, пятый год уже как. Николай Иваныч велел позвонить. Зачем – сам тебе обскажет. Ты, парень, ему не перечь, позвони. А мне, извини, идти надо.
Вернувшись домой, Антон привычно двинулся на кухню, извлек из холодильника початую поллитровку и под обрез набухал стакан. Ссутулившись, опустился на стул, выдохнул и зажмурился, готовясь проглотить водку залпом. В последний момент сдержал руку – пить внезапно расхотелось. Отставил стакан и, навалившись локтями на стол, кулаками подпер подбородок.
«Пора подводить итоги, – пришла не слишком оригинальная мысль. – Итак, Оли больше нет…»
Антон давно смирился с тем, что Оли больше нет, однако лишь теперь он осознал, что до сегодняшнего дня надежда на чудо все еще теплилась. Сейчас не осталось даже надежды, и Самарин вдруг понял, что ему стало легче. Он подумал, что, опознав тело Ольги, тем самым отпустил ее, – или, быть может, это Ольга его отпустила. О том, что самая горькая правда все же лучше неопределенности, он неоднократно слышал и читал. Теперь предстояло убедиться в этом на собственном опыте.
Впервые за последние два года Антон попытался не глушить разум алкоголем, а проанализировать ситуацию. Мысли путались: привыкший к ежедневным выпивкам организм требовал спиртного и категорически отказывался думать. Усилием воли Антон встал из-за стола, побрел в спальню. Теща иногда прибирала на кухне и в ванной, вытирала пыль в