что сегодня он отыграется. Но я содрал с него без малого полторы тысячи. Когда мы снова явились на следующее утро и передали заявку на короткую продажу 500 акций Американской сахарной компании, он явно колебался, но все-таки принял заказ – на этот раз молча. Курс снизился на один пункт, и я закрыл позицию. Внеся пять долларов маржинального залога, я заработал ровно 500. Казалось, деньги приклеились к вспотевшим пальцам управляющего, но он все-таки нашел в себе силы отдать их мне. Скрестив руки на груди, он прикусил нижнюю губу и уставился в окно за моей спиной.
Когда я сказал, что хочу продать в шорт двести акций U.S.Steel, управляющий даже не шелохнулся. Он словно не слышал меня. Я повторил свою заявку, но увеличил ее с 200 до 300. Управляющий повернулся ко мне. Я ждал, когда он что-нибудь скажет. Но он только стоял и смотрел. Потом причмокнул губами и сглотнул, словно собирался начать обличительную речь против продажных политиков. Наконец, махнув рукой в сторону денег, которые я держал в руке, он сказал:
– Убери это с глаз!
– Убрать что? – переспросил я, не вполне понимая, к чему он клонит.
– Куда едешь, студент? – спросил он внушительным тоном.
– В Нью-Йорк, – ответил я.
– Это правильно, – сказал он и кивнул раз двадцать. – Совершенно верное решение. Вы сейчас уедете отсюда, потому что теперь я точно знаю две вещи. Две, студент! Я знаю, кто вы есть и кем вы не являетесь. Да, да, да!
– В самом деле? – очень вежливо сказал я.
– Да. Вы оба… – он сделал паузу, а затем перестал быть похожим на оратора, выступающего в конгрессе, и зарычал: – Вы двое – самые страшные акулы в Соединенных Штатах Америки! Студенты? Как бы не так!
Мы оставили его разговаривать с самим собой. Скорее всего, ему не столько денег было жалко. Ни один профессиональный игрок не стал бы так переживать по поводу проигрыша. Это все-таки азартная игра, а в игре судьба переменчива. Его гордость уязвило то, что он так в нас ошибся.
Вот так я вернулся на Уолл-стрит, чтобы сделать третью попытку. Естественно, я много думал, пытаясь понять, в чем конкретно ошибочность моей системы, из-за чего я систематически проигрывал, торгуя в конторе Фуллертона. Мне было двадцать, когда я заработал свои первые 10 тысяч, а потом их проиграл. Но тогда я знал, как и почему разорился: я играл тогда, когда этого делать не следовало. Когда ситуация не позволяла мне действовать согласно моей системе, я все равно играл, но делал это просто наудачу. Я играл с надеждой на выигрыш, а надо было делать это только тогда, когда твердо знаешь, что не можешь не выиграть. Когда мне исполнилось двадцать два, я заработал 50 тысяч, но все их спустил девятого мая. Но тогда я знал, как и почему это произошло. Главной проблемой в тот день было сильное отставание информации о котировках на ленте биржевого телеграфа от реального движения цен на бирже, да и сами движения в тот день были беспрецедентно резкие. Но я по-прежнему не понимал, почему проигрывал после возвращения из Сент-Луиса и после окончания паники, наблюдавшейся