при взгляде на этого человека чувствовалось, что арена его деятельности – письменные столы и картотеки. Как ни странно, общему впечатлению казался соответствующим и тот факт, что путь к его кабинету шел через запутанный лабиринт подземных коридоров. Он не выглядел ни старым, ни молодым. Лицо его было гладким, без морщин, а в глазах застыла смертельная усталость.
Второй мужчина, находящийся в той же комнате, выглядел старше первого. Это был брюнет с маленькими, по-военному подстриженными усиками. В нем ощущались энергия и нервное напряжение. Будучи не в силах усидеть на одном месте, он бродил взад-вперед, время от времени делая краткие, отрывистые замечания.
– Рапорты! – в его голосе слышался гнев. – Рапорты, рапорты и снова рапорты – и ни в одном из них ни черта нет!
Человек за столом смотрел на лежащие перед ним бумаги. Сверху находилась карточка с надписью: «Беттертон, Томас Чарлз». Под именем чернел вопросительный знак. Мужчина задумчиво кивнул.
– Вы изучили все рапорты и не обнаружили в них ничего полезного? – спросил он.
Его собеседник пожал плечами.
– Кто может знать наверняка? – отозвался он.
Человек за столом вздохнул.
– В том-то и дело, что никто, – промолвил он.
Мужчина постарше продолжал со скоростью пулеметной очереди:
– Рапорты из Рима, рапорты из Турени, его видели на Ривьере, заметили в Антверпене, точно опознали в Осло и Биаррице, обратили внимание на его подозрительное поведение в Страсбурге, видели на пляже в Остенде с ослепительной блондинкой, заметили на улицах Брюсселя с борзой! Правда, его еще не обнаружили в зоопарке в обнимку с зеброй, но, думаю, это еще впереди!
– И вам ничего не показалось заслуживающим внимания, Уортон? Лично я надеялся на рапорт из Антверпена, но он ни к чему не привел. Конечно, теперь… – Мужчина за столом не окончил фразу – казалось, он впал в кому, однако вскоре вышел из нее и загадочно произнес: – Да, возможно, но все же…
Полковник Уортон присел на подлокотник.
– Но мы должны в этом разобраться, – настаивал он. – Нельзя же каждый месяц терять по известному ученому и не иметь понятия, каким образом, почему и куда они исчезают! Туда, куда мы думаем, или нет? Мы считали это само собой разумеющимся, но теперь я не так уверен… Вы прочли последние сведения о Беттертоне из Америки?
Человек за столом кивнул:
– Обычные «левые» тенденции, которыми в тот период страдали практически все. Насколько можно судить, ничего продолжительного или постоянного. До войны усердно работал, но не совершил ничего выдающегося. Когда Маннхейм бежал от немцев, Беттертон был назначен его ассистентом и в конце концов женился на его дочери. После смерти Маннхейма он продолжал работать самостоятельно и достиг блестящих результатов. Беттертон прославился поистине революционным открытием ZE-расщепления. Это сразу сделало его широко известным и могло послужить началом блистательной карьеры, но жена Беттертона умерла вскоре после свадьбы, и это сломило его. Он приехал в Англию, последние восемнадцать месяцев работал в Харуэлле, а полгода назад женился снова.
– Может, в этом что-то есть? – встрепенулся Уортон.
Второй мужчина покачал головой:
– Пока мы ничего не выяснили. Его жена – дочь местного адвоката. До брака работала в страховой конторе. Склонностей к политическому экстремизму у нее не замечено.
– ZE-расщепление, – мрачно и с явным отвращением произнес полковник Уортон. – Подобные термины меня всегда ставят в тупик. Я слишком старомоден – даже молекулу не могу себе представить, а они теперь готовы расщепить всю Вселенную! Атомные бомбы, ядерное расщепление, ZE-расщепление и еще черт знает что! А Беттертон был одним из главных «расщепителей». Что о нем говорят в Харуэлле?
– Как о человеке – только хорошее. Что касается его работы, то ничего значительного и выдающегося – всего лишь вариации на тему практического использования ZE-расщепления.
Оба мужчины умолкли. Их разговор был бессвязным и почти автоматическим. В лежащих на столе рапортах службы безопасности как будто и впрямь не было ничего значительного.
– Разумеется, по прибытии сюда его тщательно проверили? – заговорил Уортон.
– Да, все выглядело вполне удовлетворительно.
– Восемнадцать месяцев, – задумчиво промолвил Уортон. – Конечно, все эти меры предосторожности действуют им на нервы. Замкнутая жизнь, ощущение постоянного пребывания под микроскопом и тому подобное… Я часто с этим сталкивался. Они начинают мечтать об идеальном мире, о свободе, братстве и труде на благо человечества! Тут-то их и поджидают всякие подонки. – Он почесал нос. – Доверчивее ученых никого нет – так утверждают мошенники, изображающие медиумов. Не могу понять почему.
– Вполне естественно, – устало улыбнулся его собеседник. – Ученые думают, что всё знают, – это всегда чревато опасностью. Мы – другое дело. Мы люди скромные и не стремимся спасти мир – только подбираем осколки и по возможности удаляем препятствия. – Он задумчиво побарабанил по