обороте. А то совсем ослабел после мышиного побега.
От воспоминаний даже передернуло: не дело это: воргу в мышь перекидываться. Одно дело уметь, другое – перекидываться.
Я дожевал кость и подошел к экипажу. Возничий примерно моего размера, штаны, конечно, не так хороши, как те, что купил у торговца, но на безлюдье и гном человек.
В целом штаны добротные, с широким кожаным поясом, материал тонкий, но чистый. Надеюсь, задняя часть тоже.
Пока размышлял над штанами, в экипаже послышалось шевеление, в дверце появилась рыжая головка с растрепанной прической. Раньше она была, вероятно, похожа на закрученную башенку. Теперь же волосы просто торчат в стороны из покосившегося столбика.
Девушка сдунула со лба прядь и повернула ко мне кукольное личико с васильковыми глазами.
– Ой! – вскрикнула она и скрылась в экипаже. – Пожалуйста, не трогайте меня! Отец заплатит сколько скажете, если доставите в целости и сохранности.
Только сейчас вспомнил, что все еще голый.
Я поспешно стянул штаны с возничего, встряхнул и быстро оглядел критическим взглядом. К моему облегчению, они оказались чистыми с обеих сторон, разве что на пятой точке пристрочена кожаная вставка. Видимо, чтобы не натирало при верховой езде. Хотя не знаю, зачем возничему ездить верхом.
Торопливо всунул ноги в штанины, долго возился с замысловатым замком на поясе. На кой пень делать такие застежки! А если по нужде приспичит? Надо будет веревку вместо этой ерунды вставить.
Я отряхнул пыль и проговорил бодро:
– Эй, ты там в порядке?
Девушка бесшумно сидит в экипаже, даже дыхания не слышно. Мой голос ее не особо вдохновил, но раздался шорох, будто кто-то двигает ящики под дверь. Глупая, при желании я и крышу проломить могу.
– Не бойся, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно. – Они все издохли. Уже во второй раз. После такого не восстают.
Видимо, слова прозвучали неубедительно, снова послышалось шуршание. Я подошел к дверце – прозрачное окно забаррикадировано сундучками и шкатулками.
В целом дело не мое. Вроде живая, а дальше пусть что хочет делает. Штаны добыл, да и мертвячьи косточки в самый раз. Можно разворачиваться и топать на все четыре стороны.
Из экипажа донеслось:
– Ты ворг. И ты… Ты голый!
– Я уже одетый, – поспешил сообщить я. – И даже сытый.
Осторожно постучал в дверцу, внутри глухо бухнуло и грохнулось о противоположную стену. Я зарычал на себя. И так уже влез в чужие дела, теперь еще совесть проснулась. Возиться не хочется, но если бросать, то целую и невредимую.
– Слушай, – начал я и наклонился к повозке, – у тебя все нормально? Если так, то я пошел, дел невпроворот.
В ответ молчание, я продолжил:
– Не хочется светиться перед нежитью. Хотя эти уже ничего не расскажут. Но чую нутром – новая партия мертвяков близко.
Из повозки послышалось шуршание, что-то стукнуло.
– Ты бросишь меня здесь одну? – раздался изумленный