свернувшиеся клубком змеи грелись на солнце, проворные ящерицы шныряли здесь и там. Над всем этим кружились и жужжали миллионы насекомых.
Тут же паслись, пощипывая выжженную солнцем траву, тощие кони и козы, на протянутых веревках сушилось чье-то рваное ветхое белье. И это была центральная площадь первого города всей страны, место, посвященное памяти святой Анны! Бенно не мог прийти в себя от удивления.
Но вот среди этих куч грязи и отбросов появился всадник. – «Почтальон!» – решил Бенно и пошел ему навстречу, уже издали показывая ему свой сверток. Старый пьяница Нуно, как бы ни был пьян, все же был, очевидно, знаком с этим приемом, так как тотчас же остановил своего мула и протянул обе руки к свертку.
– Давай сюда! – вымолвил он.
Бенно подошел к нему еще ближе, держа сверток за спиной. «Братья Нидербергер», – произнес он громко и отчетливо, дотрагиваясь до переметных сум.
Из уст пьянчуги полился целый поток хвалебных речей: он величал кого-то и эчеленца, и генералом, и висконде, с многозначительным видом пододвинул к Бенно обе сумы. Получив свой сверток, с жадностью набросился на его содержимое, пока Бенно перерывал сумки.
Явились еще и другие желающие получить свои письма, и все несли пьяному почтальону свой посильный дар. Были тут и мальчишки-негры, вероятно, чьи-нибудь слуги, и рабыни-негритянки, и молодые люди, находившиеся в учении у купцов, и даже купцы, у которых почему-либо не было помощников.
Бенно отыскал пять писем на имя своего принципала и медленно пошел домой. День уже начинал клониться к вечеру, и ему снова стали попадаться на каждом шагу гробы и похороны.
Теперь Бенно чувствовал, несмотря на волнение, сильный голод: до настоящего момента господин Нидербергер не счел нужным осведомиться об этом у своего ученика. У Бенно были еще кое-какие деньжонки, данные ему на дорогу сердобольным Гармсом, и он хотел зайти в первую попавшуюся по дороге лавку и купить себе чего-нибудь съестного. Но ни одной такой лавки ему не попадалось на глаза. Вероятно, здесь и это было как-то иначе устроено, чем в Гамбурге. Но вот и низкая, грязная лавчонка братьев Нидербергер, теперь она была освещена маленькой коптящей лампочкой. У прилавка толкались покупатели, и Бенно пришлось до позднего вечера хлопотать, подавать, заворачивать, словом, всячески помогать своему принципалу, который только теперь вспомнил, что и ученики имеют потребность в пище. Тогда, собрав разные остатки с блюда с салом, а также куски сыра, предложил все это своему ученику, добавив к этому какую-то густую кашу, – месиво из муки и воды! «Клейстер», – подумал про себя Бенно.
– А хлеба разве здесь вовсе не едят? – спросил Бенно.
– Хлеба? – повторил, хмуря брови, господин Нидербергер. – Вот это наш хлеб! – и указал на месиво.
– Так здесь ничего не пекут, ни…
– Ни гамбургских лепешек, ни хлебцев, хочешь ты сказать? Да, пекут, но только для богатых людей, а мы едим муку, поджаренную и вареную! – с этими словами