type="note">[33]
Таня соглашалась с доводами матери – да, мама, все так, как ты говоришь, но фамилию так и не сменила. Во-первых, потому что это выглядело бы предательством по отношению к отцу (так, во всяком случае, ей казалось), а во-вторых, она уже успела если не сделать себе имя, то заслужить какую-то, пускай и небольшую известность как Татьяна Пельтцер. Стоит ли начинать все сначала? Да и звучит «Пельтцер» лучше, чем «Ройзен». Энергично звучит, хлестко, как выстрел.
Отец провел с Таней строгую беседу. Пожалуй, никогда раньше и никогда больше девочка не видела отца таким строгим. Хмуря брови и потрясая в воздухе указательным пальцем, Иван Романович говорил о том, что он порвал со своей семьей и стал актером, потому что не желал быть эксплуататором, а желал зарабатывать на жизнь честным трудом. О собственной антрепризе было велено забыть навсегда, словно ее никогда и не было. Антрепренер это же в сущности тот же эксплуататор. Закончив говорить, Иван Романович потребовал, чтобы Таня повторила сказанное, и успокоился только тогда, когда она пересказала все слово в слово.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Всячески стараясь подчеркнуть свою приверженность новой власти, Иван Романович активно работал в артистических бригадах, передвижных театрах, агитационных группах и прочих структурах, обеспечивая себе и своей семье не только хороший паек (деньги в то время ничего не стоили, ценились пайки, которых было несколько видов), но и страховку от возможных неприятностей. Эта активность была замечена и оценена должным образом. О «нехорошем» происхождении Ивана Романовича никто не вспоминал, а в 1925 году он даже стал заслуженным артистом РСФСР.
Обошлось.
У Синельникова и в антрепризе своего отца Таня прошла, если можно так выразиться, «классическую» театральную школу. В 1918 и 1919 годах она прошла школу революционную. К 1920 году ее театральное образование можно было считать законченным. Шестнадцатилетняя девушка имела большой сценический опыт. Она испробовала себя во всех амплуа и в различных видах постановок. Она схватывала все на лету и обладала великолепным даром импровизации. Она пела, танцевала, исполняла акробатические номера и даже обучилась чревовещанию. Она с уверенностью глядела в будущее и верила, что слава ее не за горами.
– Танюша, ты будешь великой актрисой, – часто повторял отец. – Помяни мое слово. Это я тебе не как любящий папаша говорю, а как старый опытный актер.
Старому опытному актеру Ивану Пельтцеру Татьяна верила, пожалуй, больше, чем своему любимому папаше. Если Иван Робертович начинал с того, что говорит как старый опытный актер, то всегда резал в глаза правду-матку без малейших признаков комплиментарности…
– Веселое было время, – говорила Татьяна Ивановна, когда ее спрашивали о первых революционных годах. – Веселое и непонятное. Никто ничего не понимал в том, что происходило, но все верили, что очень скоро наступит необыкновенно замечательная жизнь.
Глава седьмая
В