звучит:
– Он женат.
От неожиданности я вздрагиваю и едва не роняю иглодержатель. Дима смотрит на монитор, а я – на него. Поворачиваю голову вправо и вижу Джая: так зовут моего Ангела. По виду – обычный парень, брюнет, выше среднего роста, с суточной щетиной на щеках и ярко-голубыми весёлыми глазами. Одет в белую льняную рубаху с такими же широкими штанами, и ещё Он очень харизматичен. За спиной – два белых крыла, без которых его с лёгкостью можно было бы принять за обычного человека. Расслабленно сидит на полу операционной, уперевшись спиной с крыльями в стену, и отвлекает меня!
– Димон-то? Ясен пень, он женат, – мысленно отвечаю Джая. – Я знаю это, не отвлекай!
Мне бы сосредоточиться…
– Я не про Диму говорю, – поясняет Джая серьёзным голосом, глядя на меня снизу-вверх и не мигая.
Он говорит про мужчину, который недавно появился в моей жизни и раскрасил её яркими красками. Сейчас! Во время сложнейшей операции!
– И, да! Ты делаешь целых две сложнейших операции: уретростому и цистотомию, – кивает Джая, соглашаясь. – Просто запомни это.
Не знаю, что и отвечать. Из ступора меня выводит Димка:
– Давай я брюшную зашью, а ты стому делай, – он обрабатывает руки и надевает стерильные перчатки.
Видимо, я действительно зависла. Вручаю ему зажим, а сама переключаюсь ниже, чтобы соединить микроскопическими шовчиками слизистую оболочку уретры и кожу. Тут нужен шовник, который не рассасывается. Третий… Четвёртый… Пятый шов… Дима заканчивает шить брюшную.
– Димыч, – констатирую неизбежное. – У меня сейчас истерика… начнётся…
На что он спокойно говорит:
– Подожди, зашей сначала, – и поглядывает на приборы: кот стабилен.
Цитирую его фразу своей психике, она соглашается подождать. Сжимаюсь внутри ещё больше, умоляя себя подождать до конца операции.
Этот ад длится уже три часа. Шью. Инструменты микроскопические, нитки тонкие, – работа ювелирная. Чем дальше шью, тем лучше и быстрее получается.
Наконец, стома готова. Извлекаю катетер, аккуратно провожу внутрь тонкую трубочку – она не даст стоме зарасти, пока срастаются швы. Подшиваю её к коже живота, чтобы не вывалилась. Промываем мочевой ещё раз: жидкость вливается внутрь, затем выливается наружу: всё функционирует, как надо. Разгибаюсь…
Джая уже нет. Там, где Он сидел – пусто, только на полу лежит пара больших белых перьев.
Поздний вечер. Рыжику надет воротник и памперс, докапана капельница. Кладу его в бокс, в тепло, где он постепенно приходит в себя. Пишу назначение, преисполненное восклицательных знаков, про промывание мочевого, капельницы и снятие швов. Пока я пишу, ребята отмывают операционную и инструменты, хотя вовсе не обязаны этого делать.
Заглядываю к ним:
– Спасибо вам, ребят… Дим…
Димка отвечает стандартной фразой всех скромняг-анестезиологов: