к смерти. Высшая знать громогласно протестовала против такой «жестокости». Все виды влияния – общественные и политические, открытые и тайные – были использованы для того, чтобы Людовик XIII помиловал нарушителей закона. Но король не пожелал унизить своего великого министра прощением виновных, хотя, вероятно, ему в какой-то мере нравилось их «высокое чувство чести». Нарушители закона были казнены, и Ришелье заметил по поводу их смерти: «Ничто лучше не позволяет сохранить силу закона, чем наказание людей высокого звания, когда оно равно их преступлению». Такие кары, правда, не привели к полному прекращению дуэлей, и они еще долго были проклятием французского дворянства. Но дуэли потеряли свои худшие свойства, и в любом случае те, кто не желал подчиняться закону, получили суровый урок.
Примерно в это же время Ришелье нанес еще один, и гораздо более результативный удар по дерзким смельчакам, которым, возможно, захотелось бы бросить вызов королю. Во Франции в это время было еще много почтенных старых замков, укрепления которых могли выдержать все, кроме осады по правилам с применением тяжелой артиллерии. Само их существование позволяло их знатным владельцам строить планы мятежа. И кардинал приказал лишить все эти замки укреплений или вообще уничтожить. Для французских средних классов и крестьянства, долго страдавших от высокомерия феодалов или даже от угнетения с их стороны, это был самый популярный указ, который можно было себе представить. Тысячи людей охотно помогали королевским чиновникам разрушать укрепления или полностью сносить донжоны. В результате многие когда-то великолепные замки превратились в окутанные плющом развалины, а остальные были превращены в изящные, но непригодные для обороны замки нового типа. Возможно, любители старины в более поздние времена жалели об уничтожении этих величественных реликвий феодализма, но для установления мира в стране оно принесло огромную пользу. После него король все в большей степени становился единственным во Франции, кто имел солдат и крепости.
Пока Ришелье боролся только против дворян низшего или среднего уровня, его положение было достаточно прочным. Но когда его политика столкнулась с интересами родственников самого короля, ситуация изменилась. Кардинал был таким умелым правителем, что, в сущности, ни один высокопоставленный сановник не мог чувствовать себя спокойно в его присутствии. Даже сам король боялся и в какой-то мере недолюбливал своего министра, хотя в то же время говорил себе, что этот грозный «слуга» ему необходим. В 1626 г. несколько очень могущественных особ вступили в тайный сговор против Ришелье. Их главой считался Гастон Орлеанский, брат самого короля и наследник престола, но он, бесспорно, был глуп, и настоящим мозгом заговорщиков был маршал д’Орнано, к которому Ришелье раньше благоволил и которого продвигал по службе. Почти все остальные французские принцы, видимо, знали что-то об этих замыслах. Вероятно, заговорщики хотели силой сместить кардинала