Симон нахлобучил парик, прикрыв им нежный пушок у себя на голове.
– Да, иногда они обращаются здесь со мной как с малышом. Я, конечно, знаю, что такое химиотерапия, но главврач объяснял мне это, как трехлетнему. Сказал, что у меня в голове находится большое темное пятно, а таблетки, которые я принимаю, сотрут его. Как ластик для чернил.
Симон проследил за взглядом адвоката, который изу чал полочку рядом с кроватью.
– Интерферон я больше не принимаю. Врач считает, что сейчас можно обойтись и без него. Но Карина рассказала мне правду.
– Что именно?
– Побочные эффекты очень опасны. – Симон слегка улыбнулся и быстро приподнял парик. – Нельзя уничтожить эту штуку, не убив при этом меня самого. Четыре недели назад я даже заболел воспалением легких, и меня перевели в отделение реанимации. После этого больше не было ни химио-, ни лучевой терапии.
– Мне очень жаль.
– Мне нет. Сейчас у меня хотя бы не идет кровь из носа, а тошнота бывает только по утрам. – Симон сел в кровати и подоткнул себе под спину подушку-цилиндр. – А теперь вопрос вам, – сказал он, пытаясь подражать взрослым, которых видел в детективных сериалах по телевизору. – Вы возьметесь за мое дело?
Адвокат засмеялся и впервые выглядел как человек, которого можно полюбить.
– Еще не знаю.
– В общем, дело обстоит так. Я боюсь, что сделал нечто нехорошее. Я не хочу…
«…умереть, не зная, правда ли я виновен», – хотел сказать он. Но взрослые всегда так странно реагировали, когда он заговаривал о смерти. Они грустнели и гладили его по щеке или быстро меняли тему. Симон не договорил, решив, что адвокат и так его понял.
– Я пришел, чтобы задать тебе несколько вопросов, – поспешно произнес Штерн.
– Валяйте.
– Ну, я хотел бы знать, что ты делал в свой день рождения.
– Вы имеете в виду сеанс регрессивного гипноза у доктора Тифензее?
– Да, именно. – Защитник по уголовным делам раскрыл блокнот в кожаном переплете и приготовился записывать маленькой ручкой. – Я хочу знать об этом все. Что ты там пережил и что еще знаешь о трупе.
– О котором трупе? – Симон перестал улыбаться, когда на лице Роберта Штерна отразилось замешательство.
– Мужчины, которого мы нашли. Которого ты… э-э-э…
– А, вы о том парне, которого я зарубил топором, – ответил Симон с облегчением, что недоразумение прояснилось. Только его адвокат казался по-прежнему озадаченным. Поэтому Симон попытался ему все объяснить и закрыл глаза. Так получалось лучше всего, когда он хотел сосредоточиться на голосах, звучавших у него в голове, и на ужасающих картинках, которые становились отчетливее после каждого обморока.
Задушенный полиэтиленовым пакетом мужчина в гараже.
Кричащий ребенок на плите.
Кровь на стенах автофургона.
Он был в состоянии вынести эти сцены только потому, что все это случилось давно. Десятилетия назад.
В какой-то другой жизни.
– Существует не один труп, – тихо сказал Симон