блюд в свежеприготовленном для них обеде.
Такая фиктивность, подражание вместо становления как симптом пограничности потом начинает проявляться не только в родительстве, но и в самых разных сферах жизни. А дальше – грустное раздолье последствий. Думающий, что он играет, актер. Уверенная, что хорошо воспитывает, кричащая, унижающая достоинство воспитательница. Отбивающий всякое желание учиться учитель. Скорее разрушающий здоровье, чем восстанавливающий его своим вмешательством, врач. Нарушающий закон полицейский. Берущий взятки судья. Избегающий всякой ответственности директор. Вульгарно нарушающий все законы эстетики дизайнер. Косноязычный, лишенный своих идей, писатель. Подтасовывающий или даже выдумывающий «факты» журналист. Неспособный отвечать за свои ошибки и промахи, не знающий слов «отставка» и «импичмент» политик.
Я встречала таких людей повсюду. Сейчас они уже не кажутся мне опасными. Но когда-то сближение с ними отнимало у меня способность видеть, понимать, что со мной. Куда-то исчезала опора, терялся ориентир. Все смешивалось: одно с другим, третьим. Не разобраться. Все вдруг становится вязким, как болото. Где начало, где конец? Грандиозные созидатели морока. Мелкомасштабные производители тумана. Пугающие предвестники сумрака. Уже не день, но еще не ночь. Кажется, что-то видно и даже понятно, но обмануться так легко. И временами в том, что они говорят, есть какой-то смысл, и не сразу поймешь, как и чем он искажен, вывернут наизнанку. Не сразу найдешь слова, чтобы точно выразить, как это в твоей голове, не объяснить, где происходит подмена. Их больше, и поэтому иногда кажется, а вдруг они правы…
Теперь у меня есть своя земля, свои правила и даже противоядие. Тогда не было. Чтобы выбраться, понадобились годы. Годы, десятилетия, века великого перехода через болото. Когда ты вынужден двигаться только потому, что нога грезит опорой. Ей больше ничего не нужно, только лишь ощутить надежность. Просто ощутить, что тебя держат. А значит, ты можешь расслабиться. Но каждая уходящая вниз кочка отдается разочарованием и страхом. Ведь она так обманчиво похожа на твердь. Среди кочек есть даже большие. На них можно прилечь, растянуться, но тело проваливается, намокает. Тошнотворно пружинит дерн. Сразу начинает мутить от одной только фантазии: стоит полежать хоть немного, тебя засосет, погрузит, начнет обволакивать, и ты смиришься. Уговоришь саму себя, что торф – это тоже форма жизни.
Ты могла бы остановиться, перестать бежать, жить в болоте. Почему нет? Тепло, обволакивает, вечный гомеостаз. Можно даже не заметить, как через какое-то время станешь торфом. Стать торфом – это не больно. Нет… я так не могу. Просто страшно. А может, память об опоре, она не дает сдаться.
У болота нет края, во всяком случае, тот, кто рядом, его никогда не встречал. Но я же помню… Ну, может, не сама я, тело помнит: ты просто стоишь на земле, и ничего не проваливается под твоими ногами. Где-то существует твердь. Что-то внутри хорошо помнит, как можно обмякнуть