княгини Ольги в Софийский собор Константинополя, описаны могилы полоцких князей и их жен, представлены описания храмов, которые посещали женщины-паломницы, в частности Евфросиния Полоцкая.[28]
В число дополнительных источников можно включить похвальные слова и поучения русских духовных деятелей. Так, в «Слове о законе и благодати» киевского митрополита Илариона с самыми хвалебными эпитетами упомянута жена Ярослава Мудрого Ингигерд-Ирина.[29] В послании другого киевского митрополита Никифора можно обнаружить сведения о жене Владимира Мономаха английской принцессе Гиде и его дочери Евфимии.[30]
Интересные данные об участии княгинь в церковных делах дают два послания епископа Симона. Одно было направлено к жене князя Ростислава Рюриковича Верхуславе-Анастасии Всеволодовне, второе – к киево-печерскому монаху Поликарпу.[31]
Много сведений о различных женщинах далекого прошлого содержится в «Сказании о чудесах Владимирской иконы Божьей матери». Большинство из них принадлежало к простому сословию и обращалось к чудотворному образу с просьбой об исцелении от различных хворей.[32]
Еще одним важным дополнительным источником является Помянник черниговских князей, дошедший в составе Синодика Антониева монастыря в Любече, датируемого 1693 г. Исследователи обнаружили, что в данном памятнике находится помянник черниговских князей Ольговичей, составленный приблизительно в ХIII в. В него включены имена 119 князей и 45 княгинь с уточнением их родственных связей. Эти данные особенно ценны, поскольку в других источниках отсутствуют. Помянник был опубликован и исследован Р. В. Зотовым.[33]
Весьма интересные данные о жизни и деятельности женщин самых различных слоев новгородского общества содержат найденные при археологических раскопках берестяные грамоты. Так, из грамоты Жизномира к Микуле можно узнать, что в конце ХI – начале XII в. на Руси активно торговали рабами и рабынями. При этом предприимчивые люди старались украсть живой товар у одного владельца и перепродать его другому. Но за это они нередко были наказаны. Данную грамоту исследователи связывают со случаем воровства рабыни у жены новгородского князя Мстислава Великого Христины.[34]
О социальном и имущественном положении новгородок в конце XII – начале ХIII в. можно судить по посланию Анны к Климяте. Из него выяснятся, что Анна выступила поручительницей по зятю, взявшему деньги в долг. Поскольку тот не вернул взятое, то долг стали требовать с тещи.[35]
О самостоятельных финансовых операциях, осуществляемых женщинами, повествует грамота второй половины XII в. – послание Пелагеи к Алфимии.[36] Некоторые грамоты позволяют предположить, что в ХIII в. в Новгороде между женихом и невестой заключался брачный договор.[37]
В целом новгородские берестяные грамоты свидетельствуют о том, что в ХI—ХIII вв. многие новгородские женщины были грамотными, вели