облегчило ему в будущем переход на должность командира полка.
Надо, однако, заметить, что в названном полку привыкли к довольно частым назначениям командирами полков своих же старших полковников, причем благодаря такту офицеров это не препятствовало вновь назначенному командиру становиться сразу в свое новое положение. Тем легче оказался такой переход для великого князя. По отзывам его однополчан, вследствие продолжительного пребывания великого князя в полку между ним и полком выработалась некоторая как бы общность психологии, которая в конце концов спаяла полк с его командиром в одну общую монолитную массу.
По должности командира полка великий князь выбрал на освободившуюся вакансию полкового адъютанта ротмистра Крупенского, который оставался в этом звании во весь период пребывания великого князя во главе полка.
Офицер этот был одним из самых доверенных лиц великого князя Николая Николаевича и с оставлением последним полка перешел к нему на должность личного адъютанта. Впоследствии, в бытность великого князя Верховным главнокомандующим, М.Е. Крупенский был при нем генералом для поручений. Великий князь очень благоволил к нему, говорил ему «ты», и в моих ушах еще до сих пор слышится ласковый по интонации и резкий по тембру голос Верховного, зовущего в вагоне-столовой своего преданного бывшего полкового адъютанта уменьшительным окриком: «Крупа»!..
М.Е. Крупенский исполнял у великого князя обязанность как бы обер-гофмаршала. Он был одним из самых приближенных к великому князю лиц и дольше других сумел сохранить к себе привязанность великого князя.
Оставшись после революции в России, М.Е. Крупенский очень бедствовал, по имеющимся сведениям, умер в большой нужде.
В обращении с офицерами полка великий князь был по большей части сдержан, подавляя в себе ольденбургскую кровь, и никогда не позволял себе оскорбляющих резкостей.
Непослушная горячая кровь от времени до времени все же прорывалась, но чаще всего это было в пылу каких-либо строевых учений или по поводу их, почему вскоре все забывалось, тем более что после учения в офицерском собрании великий князь никогда не пропускал случая загладить неприятный осадок какой-либо шуткой или другим каким-либо знаком внимания к офицеру, оказавшемуся причиной раздражения.
На каждого из офицеров великий князь смотрел как на человека, добросовестно выполняющего свой долг, что и обязывало его оказывать всем должное доверие и уважение. Лишь встречаясь с невыполнением требований службы или – что еще было хуже – безразличным к ней отношением, он пользовался своей командирской властью, карая провинившихся, но всегда лишь в мере важности проступка. В этих случаях ни для кого у него не было пощады и даже самые старшие офицеры полка не могли рассчитывать на какое-либо снисхождение. Но ни к кому у него не оставалось злобы, как не было у него и любимчиков. Лишь одного офицера, крайне неисправного по службе, он прогрессивно росшими взысканиями вынудил