переведя дух, поскольку рванули бегом, как услышали негромкие возгласы на непонятном языке. Понятно почему – мир другой и, соответственно, всё иное. Вряд ли здесь будет что-то общее, несмотря на совпадение названий стран.
Осторожно раздвинув кусты, я сразу заметил сгорбленную фигуру, оттирающую обувь большим листом, чего-то вроде лопуха. Она-то и чертыхалась, судя по интонациям. Чуть другого оттенка плащ-шинель, большая кобура на поясе с местным образцом пистолета или револьвера, длинный клинок на боку в ножнах светлой кожи – всё говорило о том, что это явно не рядовой. Рука легла на рукоятку ножа, расстегнула клапан, удерживающий его в ручных ножнах. Я примерился – подходяще. Дочка с некоторым страхом следила за моими действиями, напрягшись, словно струна. Я сделал привычный жест, мол, смотри по сторонам. Теперь только дождаться, пока абориген выпрямиться… Есть. Резкое движение, и… С тупым стуком рукоятка 78-го врезалась ему в затылок. Тушка беззвучно кувыркнулась в глину. Готово. Взгляд на Ирину – в ответ короткий кивок. И я, неожиданно для себя, громадным прыжком оказываюсь рядом с ним. Мать! Забыл, что тут явно сила притяжения меньше земной! Адреналин бушует в крови, но руки действуют чётко. Выдёргиваю из кармана брюк обычный пластиковый хомут, рывком затягиваю на запястьях. Закидываю пленника на плечо и скрываюсь уже на другой стороне дороги. Следом тенью бесшумно скользит дочь, держа винтовку настороже и озираясь по сторонам.
Углубляемся в лес метров на двадцать, и я сваливаю тело на землю. Извлекаю всё «холодное и горячее», тщательно обшариваю карманы: большой неуклюжий кошелёк натуральной кожи, пара писем или чего там в нагрудном кармане, россыпь патронов в другом, складной нож, вроде садового, довольно грубой работы с деревянными щёчками. Всё? Похоже. Теперь подождать. Грудь пленника мерно вздымается, и жилка на виске пульсирует в такт слабому дыханию. Ирина задумчиво смотрит на аборигена.
– Он симпатичный.
И верно – черты лица правильные, относящиеся к давно утерянному у нас фенотипу, который ещё можно иногда увидеть в глухих местах страны и на старинных фотографиях и дагеротипах. Равнодушно пожимаю плечами.
– Па… Давно ты этим занимаешься?
– Как сказать… В армии научили. Знаешь же, где я служил…
– Да ты почти не рассказывал. Только пару фотографий и видела.
Ухмыляюсь в ответ:
– Так их и так всего две. Меньше знаешь, лучше спишь. И маме только не говори, что видела.
– Как?!
– В смысле – обо мне. О переселении ещё ничего не решили. Идею вбросили, ребята тоже наверняка свои мысли имеют. Так что обсудим дома и решим, что и как.
Дочка чертит пальцем по земле, потом поднимает голову, поправляя выбившийся из-под тактической шапочки локон, а я невольно любуюсь ей – она у меня красавица… В маму.
– Не знаю я, пап. И дома ловить уже нечего, и сюда как-то стрёмно.
– Понимаю. Но сначала послушаем господинчика. Атам уже решим.
Она согласно кивает.
Тем временем из кустов подтягиваются наши. Они удивлённо рассматривают мирно «спящего» рядом