славян против турецкого ига в Боснии и Герцеговине, зверствах башибузуков[18] над угнетаемыми болгарами. Особенно поражали своей наглядностью рисунки Каразина в «Ниве», изображавшие турецкую нацию изощренным в пытках палачом. В крупных городах один за другим возникали Славянские комитеты, собиравшие пожертвования для помощи коренному населению Балкан и посылавшие русских добровольцев воевать в тот далекий край. В русских семьях с распростертыми объятиями принимали болгарских детей-сирот, завели географические карты, где флажками отмечали очаги восстаний. Наконец 12 апреля 1877 года был объявлен высочайший манифест, возвестивший, что русский народ не может больше терпеть угнетения и мучений своих единоверцев, чинимых магометанами, и потому, заключив союз с Румынией, объявляет Турции войну.
Народ ликовал, женщины принялись щипать корпию, купцы – оделять войска подарками, а великие княгини – управлять отделениями обществ Красного Креста. Надеялись, что не пройдет и месяца, как нехристи будут разгромлены, Византия возродится из пепла и на куполе Святой Софии вновь засверкает святой крест. Тем более что сам царь с первых дней войны, покинув Петербург, раскинул свой лагерь в прифронтовой полосе.
«Война освежит воздух, которым мы дышали и в котором задыхались, сидя в немощи растления и в духовной тесноте», – пророчествовал Ф. М. Достоевский. Гуманист, посвятивший свое творчество обездоленным людям, теперь восклицал: «Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый ожирелый эгоизм, а главное – умственный застой».
Поэтическая душа председателя Славянского благотворительного комитета Ивана Аксакова тоже звала русских на бой против неверных: «Настоящая война – дело не только чести, но, что всего важнее, и совести народной. Совесть зовет и поднимает его на брань, она-то творит это дивное священнодействие сердец, проявляющееся в любви, самопожертвовании, молитве на всем необъятном пространстве нашей земли, эта война ее духу потребна; эта война за веру Христову; за освобождение порабощенных и угнетенных; эта война праведная, эта война – подвиг святой, великий, которого сподобляет Господь Святую Русь».
Уж если искренние престарелые писатели были столь одержимы войной, то что говорить о молодых офицерах с фрегата «Светлана», они прямо рвались в сражение. Государь удовлетворил их просьбу, и профессиональные моряки отправились 4 июля воевать посуху. Мать Константина Константиновича, вдохновленная патриотизмом, хотела и его семнадцатилетнего брата Митю послать громить турок, но более разумный отец воспротивился.
Константин Константинович, конечно же, мечтал услышать свист пуль и на плечах врага войти в Константинополь. Но оказалось, что весь праздник войны, весь словесный пыл остались в родном отечестве, а здесь, на Дунае, его встретили серенькие однообразные дни и необременительные обязанности. В июле-сентябре, самых трагических для русских войск месяцах, когда только в трех неудачных штурмах Плевны погибло более двадцати тысяч солдат и офицеров, великий князь ведет жизнь праздного