во двор, поставили магнитофон на подоконник и стали окультуривать соседей американским роком на полную громкость. А сейчас я люблю тишину.
Однажды в девятом классе я сделал перед контрольной шпаргалку-гармошку. Успех был колоссальным! С тех пор я делал «гармошки» перед каждым экзаменом. Я даже в Америке экзамен по правилам дорожного движения сдавал с «гармошкой».
Однажды на уроке математики мы с Витькой стали считать, сколько дней нам осталось до пенсии.
– Чем вы занимаетесь? – спросил подошедший учитель.
Мы сказали.
– А високосные года вы учитываете?
– О, черт! – огорчился Витька. – Тогда мы точно не доживем.
Лазер в кармане
Однажды я сидел и учил химию. Раздался звонок в дверь – это пришел сосед Юрка.
– Слушай, – сказал он, – я тут со студентом-физиком выпивал, и он обещал научить меня, как самому сделать лазер.
– А на фига тебе лазер? – удивился я.
– Ты чо! – Юрка постучал пальцем по виску. – Представь, ты подходишь знакомиться к девушке, а у тебя в кармане лазер!
Пусть всегда будет солнце!
Класс у нас был дружный и громкоголосый. И все любили уроки пения.
Музыкального слуха почти ни у кого не было, но петь мы любили. Наш учитель, Николай Петрович, приходил с аккордеоном и торжественно объявлял, что мы будем разучивать сегодня. Слов обычно никто не знал, учитель быстрыми закорючками записывал на доске первый куплет с припевом, и мы начинали.
В конце апреля осваивалась песня «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…». Окна были открыты, солнце заливало класс теплом и светом, настроение у всех было прекрасное.
Мы старались и пели очень громко. На одной ноте, но с воодушевлением. Нам и вправду хотелось, чтобы всегда было солнце. Николай Петрович с силой растягивал меха аккордеона, пытаясь хоть немного нас заглушить.
Я сидел около окна и видел, как внизу стали собираться люди. Они смотрели на наши окна, недоумевая, что там происходит.
Со стороны наш класс напоминал картину, где три десятка молодых львов собрались под деревом и жутким рычанием пытались испугать и заставить упасть на землю аккордеониста, сидящего на ветке. Аккордеонист в какой-то предсмертной тоске отчаянно играл, пытаясь привлечь внимание кого-нибудь, кто был способен разогнать голодных хищников.
Вдруг учитель резко прекратил игру.
Все смолкли и стали смотреть, как он вынул платок и, с грустью глядя на портрет Чайковского, начал вытирать лоб.
– Николай Петрович, что-то не так? – спросила в наступившей тишине Любка-отличница.
Учитель положил платок в карман и вздохнул.
– У меня к вам одна просьба. Поете вы громко, но… не совсем правильно. Вы поете «пусть сИгда будет соНЦе», а надо «пусть ВСЕгда будет соЛНце».
– Только и всего? – обрадовались мы. – Так это… это запросто… как