детского платьица. Рядом на бельевой веревке, растянутой в четыре ряда на железной консоли, сушились свежевыстиранные детские колготки, маечки, трусики.
– Счас прожжет дыру и упадет вниз… – сказала Лера.
– Если платье сырое, потухнет и там же останется, – предположила Танька. – У нас однажды такое уже было: в простынях застрял окурок.
Но платье задымилось, из дыма высунулся острый синеватый язык пламени и лизнул ткань.
– Это же мое платье! – закричала Алинка. – Я его узнала! Синенькое, в белый горошек, с оборочками! Я его, когда маленькая была, одевала! Я его в садик носила, помнишь, Тань? Мама его соседке отдала, у нее дочки маленькие! Горит! Оно горит! Побежали!
В четыре кулака подружки колошматили в квартиру, где жила молодая соседка с двумя девчушками – погодками, трех и четырех лет. Но за дверью было тихо. – Бесполезно. Она на работе, – с досадой сказала Таня.
– Ну все, сгорело мое детство в синем платье с рюшечками.
– Да не ной ты! – деловито оборвала Алину Лерка. – Его уже не спасти, твое платье. Пошли наверх. Надо зайти к Лосю и вылить сверху ведро воды, пока пламя на остальное белье не перекинулось.
– Открывай, Лось! Мы же знаем, ты дома! – кричали девочки, но Лось им не открыл.
– Вымерли, что ли! – в сердцах сказала Таня.
– Совесть у него вымерла! Скотина! – выругалась Лера.
Когда они вышли на улицу, в воздухе пахло гарью. Почерневшие тряпочки, обглоданные огнем, валялись на траве, кое – где местами обгоревшей. За балконом четвертого этажа никакого белья уже не висело, веревок тоже не было: они сгорели.
Молодая Соседка, вечером, придя с работы, плакала, говорила, что дети ее совсем раздетые остались. Она ходила к Лосю разбираться, но Толян своей вины не признал, отговорился тем, что ничего не видел, ничего не знает, днем был дома, но спал, как убитый. Его бабушка, как напуганный попугай, твердила то же самое: «ничего не знаем, мы на даче морковку и огурчики поливали».
Тетя Шура, которая разговаривала с молодой соседкой у подъезда, посоветовала ей написать заявление в милицию.
– Составят протокол, и никуда не денутся Лосевы: оплатят ущерб, как миленькие, тем более, как ты говоришь, они уже второй раз белье твое пожгли.
– А кто будет платить-то? – криво усмехнулась Молодая Соседка. Парню только шестнадцать, он в ПТУ учится, нигде не работает. Мать его в другом городе живет и запойно пьет. С бабкиной пенсии ущерб высчитывать? У нее внук-балбес на шее сидит.
Вечером к беседке, где девчонки переписывали друг у друга песенки, подошла Нелька.
– Бабка Толика опять на фазенду умотала. Вот иду ему кушать готовить, – важно сообщила она и присела чуток потрепаться и, конечно же, лишний раз поддразнить своей невероятной опытностью этих зеленых и нетронутых…
– Сегодня всю ночь спать