льда в моем виски,
Немного яда в моих словах.
Я всегда ухожу по-английски,
Не ищи меня в этих краях.
Да и в других не ищи, пожалуй.
Я жгу мосты, не ходи по ним.
Я жизнь решила начать сначала.
Так что вдыхай, пока можешь, дым.
Своих иллюзий и общих планов —
Огонь с мостов уже лижет их.
Не провожай, я сама. Не надо.
Останься тут. И люби других.
Где же ты был?
Пока я таскалась по свету с крестом на плечах,
Который всем встречным простым рюкзаком казался,
Ты с кем-то ложился под утро в чужих гостях,
Но дольше, чем до рассвета, там не оставался.
Пока мои ноги месили густую дорожную грязь,
А кожа сгорала под светом палящего солнца,
К тебе прижималась губами какая-то мразь
И душу твою выпивала до самого донца.
А я в это время залпом пила закат,
Застыв без движенья над самым высоким обрывом.
А ты делал вид, что всему просто сказочно рад,
И это, конечно, закончилось нервным срывом.
И тогда ты разрушил устои свои к чертям,
И двинул по трассе – туда, где закат занимался.
И очень скоро ты вышел к моим горам.
А потом ты мучительно долго ко мне поднимался.
А я в это время делала шаг вперед.
Туда, где закат только что догорел над бездной
И вдруг – и это внезапнейший поворот!
Там появился ты. Потрепанный и облезлый.
И вместо того, чтобы камнем свалиться вниз
Я руку дала, чтоб ты вверх на скалу поднялся.
И ты поначалу, как будто шнурок, повис,
Но быстро собрался и как-то сумел забраться.
А я повалилась, совсем уж лишившись сил,
На свод песчаный и зыбкий скалы отвесной.
И молча спросила: где же ты был?!
А ты молча ответил: теперь мы вместе.
Когда любовь
Она всю жизнь была его малышкой.
Даже когда ее виски посеребрились.
Он был с ней рядом, что бы ни случилось.
Он так любил ее, что даже слишком.
Ее такой же видел, как при встрече:
С глазами цвета вязкой карамели.
Не видел он, как сильно потускнели
Ее глаза. И опустились плечи.
Не замечал, как путаются мысли,
Не обращал внимания на морщины.
Он был всегда только ее мужчиной.
Она же стала его жизни смыслом.
Детей им Бог не дал. И так бывает.
Но и друг друга им вполне хватало.
Ну а потом… Потом ее не стало.
И понял он, что тоже умирает.
Что без нее дышать стало не нужно.
Что бесполезно сердце его бьется.
Она ему уже не улыбнется…
Не скажет: «Выпей чаю! Ты простужен!»
Он лег с ней рядом. Приобнял за плечи.
Назвал ее в последний раз малышкой.
Сказал: «Любви не может быть с излишком».
И с ней в обнимку полетел он в вечность.
И