диск. Мы на военной подготовке в училище изучали этот ручной пулемет Дегтярева. Я прилег рядом, снял диск, выбил заклинившийся патрон, поставил диск на место. «Теперь стреляй!» – говорю. Смотрю, а боец уже убит.
До реки добралось меньше половины роты. К концу дня, когда бой был завершен, причем все-таки нашей победой, от нас осталось всего 38 человек из 138 бойцов и офицеров. Потери – 100 человек, из них – 70 убитыми. Вот такой был мой первый боевой опыт.
На моих глазах погибли мои товарищи-москвичи, причем многие были с моего факультета. Мой товарищ Олег Либерфорд был ранен в живот. Он погиб. Его фамилия среди других имен на Доске памяти в МВТУ. Раненых в этом бою вытаскивали санитарки – наши девочки из МВТУ – Алла Полколова, Тася Назарова.
Командира роты у нас сразу убило, политрука тяжело ранило. Командир батальона приказал мне:
– Назначаю тебя политруком роты.
– Товарищ командир, я же только комсомолец.
– Ну и что? Я тебя знаю.
Первые загадки судьбы
Сосредоточившись на реке, подтянув оставшихся в живых, полк начал новый штурм немецких позиций, которые были от нас уже в 100–150 метрах.
Когда мы ползли по снегу от реки, я почувствовал удар в левую щеку. Но было не до того, чтобы разбираться, что это такое. Снег был глубокий, ползти было тяжело. Напряжение достигло предела, и тогда мы поднялись во весь рост и пошли в атаку, дружно и как-то исступленно поддерживая себя криками «Ура!» и, говоря откровенно, отборным русским матом.
Немцы не выдержали, отошли в деревню, где у них были запасные позиции…
Мне не раз приходилось ходить в атаку. И всегда было так. Это лишь фронтовые журналисты писали о том, как бойцы, когда шли в атаку, дружно кричали «За Родину! За Сталина!». Этого я не слышал даже в нашей Московской коммунистической дивизии…
Нашему батальону удалось обойти деревню и изготовиться к новой атаке. День подходил к концу, а соседи наши все не появлялись. И вот тут кто-то говорит мне: «А что у тебя с щекой?» Оказалось, что это был синяк и небольшая ссадина. Я понял, что это был след предназначенной лично мне пули. Как видно, когда из-за косогора появилась моя голова, немец выстрелил, но взял низко. Пуля прошла через толстый слой снега, потеряла свою убойную силу и только набила синяк на моей щеке. Так первый раз я избежал верной смерти.
Соседей мы так и не дождались. Уже ночью командир батальона приказал мне и моему товарищу старшему сержанту Ручкину пойти в штаб полка и доложить о положении батальона.
Выполняя задание комбата, мы вышли на край леса, откуда оставалось метров триста до реки. Впереди чистое поле. Оно постоянно освещалось немецкими ракетами. Было светло как днем. Посередине поля стояло одинокое дерево, а под ним кто-то лежал и слабым голосом просил о помощи, непрерывно повторяя: «Товарищи, помогите». Как-то не верилось, что раненого до сих пор не вынесли с поля боя. Ведь прошло уже часов девять. Вначале подумали: может, это провокация немцев? Но уж очень жалобно несся слабый крик о помощи. А вдруг