не станешь.
За покровом пришел Ерофеев день[6] – первый, когда Алексей получил немного отдыха. Внизу, у озера, с самого рассвета тревожно гудел колокол, ворота в усадьбе не стали открывать вовсе, на дворе с работами никто не появлялся. Усадьба погрузилась в тревожное затишье, нарушаемое лишь заунывным пением девиц, что сидели за прялками в левом крыле дома. Остаться без дела было непривычно, и, послонявшись с полчаса по дому, Зверев отправился на поиски своего дядьки.
Пахом сидел в людской, играя на сдвинутых вместе двух скамьях в кости. Судя по унылому выражению лиц двух других холопов – выигрывал именно он.
– Отчего тоска такая вокруг, Белый? – окликнул его Алексей. – Никто не работает, ворота не открываются.
– Дык, день-то ныне какой, барчук? Лихоманский день. Сегодня, сказывают, лешие везде буйствуют. Бродят, кричат, хохочут, хлопают в ладоши, деревья ломают, гоняют зверей лесных, а человека вмиг заплутают да болотнику и продадут. Кикиморы из подвалов вылезают, овинники пошутить норовят, а в баню сунешься – банники вусмерть запарить могут. Нехороший день. Молиться сегодня надобно, душу спасать… – Дядька кинул кости на скамью: – Девять! Ну, Осип, бери кружку. Глянем, какая у тебя рука ныне! А из домов выходить ныне зело опасно, барчук. С кикиморой управиться еще можно, а со стаями нежити лесной да болотной и отцы святые не совладают.
– А кикиморы разве не на болотах живут?
– Да ты что, барчук? – чуть не хором удивились холопы. – Откель им на болоте-то взяться?
– А где же они тогда обитают?
– В подполе, вестимо, – ответил рыжебородый мужик, которого Белый называл Осипом.
– И у нас в доме – тоже есть?
– А кто их знает? – пожал плечами другой холоп, успевший выслужить себе атласную рубаху и изрядную лысину. – Може, и есть.
– Ладно, – ухмыльнулся Андрей. – Давайте проверим. Где у нас вход в подпол?
– Нешто полезешь туда, барчук? – ошеломленно переглянулись мужики.
– Никогда кикиморы не видел, – пожал плечами воспитанный в мире реальности Зверев. – Отчего не глянуть?
– Ну, ты отважен, барчук. – И, цыкнув зубом, Белый собрал со скамьи кости. – Что же, коли желаешь глянуть, так пойдем, покажу, где спускаться. Касьян, лампу принеси. Осип, и ты с нами.
– Ты бы кистень, что ли, прихватил, барчук, – посоветовал рыжебородый Осип. – Али косарь взял.
– Нечто будет польза от кистеня супротив кикиморы? – из угла ответил лысый Касьян, разжигающий масляную лампу. – То же нежить, ее железом не возьмешь. Молитва надобна, икона. Икону снять, Пахом?
– Крест святой при себе есть, и ладно, – отмахнулся Белый. – Так идем, барчук?
– А может, не надо, Пахом? – вдруг засомневался Осип.
– Отроку храбрость не токмо при встрече с живым врагом надобна, – сухо ответил дядька, – но и с мертвым. Не видишь, Андрей Васильевич сам дух свой спытать решил?
Зверев только хмыкнул в ответ, понимая, что