сам мне имение рядом со своим купить сможешь.
– Этак князь Друцкий за неделю разорится, – стукнул посохом о ступеньку хозяин. – Как вы с ним не срядились еще?
– Тяжба тянется, княже. Намедни из Москвы в Великие Луки опять грамота вернулась – о рубежах и деревнях сообщить по книгам писцовым. А почто ты вспомнил об охальнике этом?
– Здесь он ныне, кланяться приходил. Хлопоты, видать, какие-то. А сын у тебя возмужал, возмужал… Как на службе царской тебе, молодец?
– Пока за спиной отцовской, княже, – поклонился Зверев. – А что, у вас там, на капонирах, пушки стоят?
– Где?
– Ну, на углах, перед стенами.
– А-а, на наряде. Тюфяки там вроде. Проку от них – одни слезы. Три раза в день пальнут, и то счастье великое. То ли дело самострелы да камнеметы. И дальше бьют, и быстрее, и точнее. Одна польза от огненной забавы этой, что жребием зараз сыпануть густо может.
– А тюфяки – это пушки? – на всякий случай уточнил Андрей.
– Коли тебе это так интересно, отрок, у Ивана Кречета поспрошай. Мастера пушкарского наряда нашего. Он ныне у амбара с зельем огненным ковыряется. Это там, за слободой немецкой.
– А слобода где?
– Аккурат за стеной отсюда, соколик, – пояснила женщина. – Да вниз по склону. Почитай, у самого озера сидят.
– Я сбегаю, отец? – повернулся к боярину новик.
– Беги, коли интересно, – разрешил Василий Ярославович. – А мы тут с князем о своем перемолвимся.
Зверев развернулся, добежал до храма, перехватил у коновязи повод серого, запрыгнул в седло. Холопов нигде не было – наверное, в церковь пошли. Поэтому он никого предупреждать не стал, проскакал до ворот, повернул вправо, обогнул земляную батарею, домчался примерно до того уровня, где стоял княжеский дом, и направился вниз по склону.
Немецкий двор начинался метрах в ста от цитадели и, охватывая изрядное пространство, тянулся до прибрежной стены. За плотным частоколом виднелись коньки шести крытых дранкой домов. Это означало, что амбар размером с пятистенок чуть далее и был тем самым, пушкарским. Пороховым складом. Его тоже огораживал тын, но из куда более тонких кольев.
Андрей спешился у приоткрытых ворот: Пахом как-то обмолвился, что въехать на чужой двор верхом – страшное оскорбление хозяевам. Постучал, вошел внутрь. Огляделся. В отведенном пушкарям месте было пустовато. Только две телеги со снятыми колесами в углу у наружной стены лежали, да несколько багров стояли возле приоткрытой двери.
– Кого там Бог прислал? – послышался голос из амбара. – Настя, ты?
– Это Андрей, – громко ответил Зверев. – Боярина Лисьина сын. А ты, верно, Иван Кречет, начальник пушкарского наряда?
– И чего тебе надобно, боярин Андрей Лисьин? – выглянул из двери круглолицый, белобрысый пушкарь, и Зверев удивился тому, что тот довольно молод. Или это казалось оттого, что мастер не отрастил усов и бороды?
– Любопытствую… Я тут задумал порох сделать. Ну, пришлось недавно в поход сходить,