стихло в небесах, лишь вершины игольчатых раскидников ещё покачиваются. Мёртво застыли семь камней; так и стоять им крэгом до скончания времён.
Чёрный скакун лежит недвижно; всадник, повинуясь инстинкту, снова прижимается к земле – потому что уже наплывает топот отборных охотничьих гайто, стремительных и неутомимых, мало в чём уступающих вороному. На спинах жеребцов – преследователи. Псы могли не заметить… а люди?
И беглец не шевелится. Он почти перестаёт дышать, даже не озаботившись перезарядить самострел.
Кавалькада приближается, мелькают широкие плащи, богатое шитьё на полах отливает в бледном свете проглянувших Гончих. Повсюду гордые гербы рода Деррано – дракон, обвивший гору: на плащах, на сбруе, на отворотах сапог, даже на пустых сейчас ножнах, всадники несутся с обнажёнными клинками.
Отряд разделяется, обтекая холм слева и справа. Свора ушла вперёд, нечего мешкать!
От тяжкого скока гайто дрожит земля, словно тоже охваченная страхом. И прижавшийся к ней человек неосознанно шепчет ей: «Не бойся…», словно и впрямь в надежде успокоить и защитить.
Пронеслась погоня, мало-помалу стихают вдали и вой стаи, и топот скакунов. Чёрный жеребец поднимается, властно, по-хозяйски, толкает мордой сжавшегося на земле всадника – вставай, мол, горе-наездник. Хватит труса праздновать.
Беглец поднимает голову – неуверенно, с опаской, что ему всё это пригрезилось, что преследователи вот-вот повернут назад, – но нет, светлеет край неба, закатываются Гончие, а охотники сгинули где-то вдалеке.
Оживают, просыпаются дневные птахи, ночной зверь крадётся обратно в логово. Запели кочеты в деревнях вдоль озёрных берегов и дальше, в окрестностях Фьёфа, серфы и свободные общинники сейчас заворочались в постелях, расставаясь со сном, – им всем предстоит долгий день, полный трудов и забот.
Чёрный жеребец вновь толкает мордой всё ещё лежавшего наездника, и тот, пошатываясь, поднимается. Руки и ноги трясутся, пальцы едва удерживают самострел. Вороной терпеливо ждёт, пока человек взберётся в седло и возьмётся за поводья.
Путь теперь один – на север, к широкой, полноводной Долье. У неё немного притоков, и все они – мелкие небольшие речушки; но пики Реарских гор собирали так много снега, ледники ползли вниз так быстро и так обильно таяли, что по Долье большие морские корабли могли подниматься до самого Последнего моста, соединявшего земли сеноров Соллири с владениями Меодорского королевства.
Разумеется, Соллири уже оповещены. Или… нет? Станут гордые, заносчивые Деррано выносить сор из собственного замка? Неужто расскажут соперникам-насмешникам обо всём, случившемся этой ночью?
Нет, не расскажут. Умрут, но не проронят ни слова. И с лёгкостью отрубят головы тем, кто распустит языки. Скорее отправят туда своих – инкогнито.
Да, беглеца никто не приютит. Ни один из семи кланов Долье. Защиты можно искать разве что в Симэ, у короля, – или бежать прочь, домой, в Меодор.
Деррано, конечно же, перевернут небо и землю, чтобы взять сбежавшего