нога сегодня, после вчерашнего коньяка, показалась непривычно тяжелой, мускулистой и… волосатой. Кошкин, открывая глаза, уставился, прежде всего, на нее – на мощную, очень загорелую, и действительно волосатую ногу, которая никак не могла принадлежать Вале. Потому что принадлежала какому-то мужику, громиле – как раз мощно всхрапнувшему, но так и не открывшему глаз. А взгляд Виктора Николаевича перетек на собственное тело, и грудь – обзаведшаяся за ночь двумя роскошными сиськами – исторгла из себя пронзительный вопль. Женский, естественно – а кто мог сейчас так кричать; ведь дрожащие руки Николаича (тоже женские!) нырнули прежде всего к самому сокровенному и… не обнаружили там ничего – даже простатита!
Вместо тщедушного мужичка рядом с тушей какого-то мужика устрашающего вида, обнаженного до клочков волос в разных частях тела, сейчас лежала женщина, внешность и формы которой только предстояло оценить. Но Кошкина это увлекательное для любого нормального мужика занятие не вдохновило. Потому что он с ужасом понял, что сладкая, тянущая боль в низу живота вызвана не мужской болезнью, проявившейся у него так рано, а чем-то иным. Связанным с этим самым незнакомцем, лицо которого заполнила почему-то нешуточная тревога, а потом и неприкрытый ужас.
– Может, – подумал в панике Кошкин, не обращая никакого внимания на хихикнувший женский голосок глубоко внутри себя (точнее женского тела, в котором он оказался), – этот парень забрался в мою (!) спальню тайком, воспользовался бессознательным состоянием (тут он вовремя вспомнил о «Хеннесси») и трах…
Мысль, готовую отправить Кошкина обратно, в черное небытие, прервало наглое вторжение в спальню целой толпы вооруженных людей. Часть из них быстро уволокла куда-то насильника, на удивление тонким голосом верещавшего о том, что она сама… что царственная Кассандра сама затащила его в покои, и буквально заставила воспользоваться своим роскошным телом. Кошкин все-таки вернулся к исследованию этого самого тела; пока только визуально. Сделать это было нетрудно – ведь он стоял на широком ложе совершенно обнаженным; в женском облике. Перед застывшими в немом ступоре мужиками; воинами в стальных латах, вооруженных какими-то невообразимыми железяками.
– Что значит невообразимыми?! – одернул себя Виктор Николаевич, теперь ученый историк, – очень даже вообразимыми. Нормальное оружие, относящееся, э… к периоду троянской войны. Опять же Кассандра…
Внутри роскошного тела, в котором на время отстранившийся от фантастической действительности Кошкин действительно не смог обнаружить ни одного изъяна, кто-то перехватил управление, и жутким, замогильным голосом начал, точнее начала, вещать:
– Предрекаю – каждый, кто имел неосторожность увидеть своими бесстыдными глазами тело дочери Приама, царя Илиона, не проживет больше трех дней…
Стража, гремя оружием, бросилась вон из палат – или как там они назывались в Трое? Николаич память напрягать не стал; он сделал сейчас удивительное