тетушку Майю, – напомнила Марьяне Жанна Ивановна.
Марьяна и правда запамятовала о безнадежно больной диабетом тетке, старшей сестре матери. Она ужасно располнела, едва перемещалась по дому и очень редко выходила на улицу. Её поочередно навещала вся родня. Напоминание о Майе Ивановне вдруг навело Марьяну на некоторые соображения, которые она пока не хотела никому высказывать.
– Конечно, мама, конечно, – сказала она матери. – В среду обязательно пойдем к нашей толстушке Майке.
Посуду вызвался помыть Виктор, а вытирать её напросился Дима. Они остались на кухне, а Марьяна направилась в комнату матери. Она присела на краешек кровати и обратилась к Сергею Николаевичу:
– Сережа, ты ведь, кажется, руководишь отделом?
– Да, а что? – удивленно спросил Сержик.
– И большой у тебя коллектив?
– Почти тридцать человек.
– Такие все славные! – воодушевленно защебетала Жанна Ивановна.
– Ваша организация ведь довольно большая? – въедливо уточняла Марьяна.
– Ну, сравнительно невелика, но финансирование наших проектов и изысканий пока на должном уровне, – с достоинством ответил Сергей Николаевич.
– И очень удобно – ваша контора рядом с домом, – подметила Марьяна.
– Ты это к чему? – насторожилась мать.
– Я могла бы работать там. Подыщи мне, Сережа, хорошее место. Я бы хотела иметь неполный рабочий день. Это будет удобно для нас всех.
– Что это ты надумала, деточка? – встрепенулась мать.
– Я хочу сменить работу. И уверена, что Сережа в состоянии мне помочь.
Слова Марьяны прозвучали тихо, но твердо.
– Я постараюсь, – также тихо пообещал Сергей Николаевич.
– Вот-вот, постарайся, – чеканно произнесла Марьяна и вышла.
В квартирке воцарился вечерний покой. Жанна Ивановна с мужем углубились в чтение, лежа в постели. Виктор занялся с сыном. Марьяна пошла в душ.
Освежившись и обсыхая, Марьяна долго рассматривала себя в большое зеркало в ванной комнате. В туманящемся стекле отражалось её нежное сливочное тело. Марьяна протерла зеркало полотенцем, и в нем четко проступили волнующие, головокружительные очертания её фигуры. Мелкие, светлые, игривые пружинки влажных волос придавали всему облику мягкость. Они у неё подобны на голове и внизу, где образуют тайный, трепетный треугольник. Его всегда жалко подбривать. Эта легкая поросль – словно продолжение божья замысла молодой красивой женщины. Ботичеллиевская Венера, рожденная из морской раковины, только даже более чувственная. И что, это все великолепие должно медленно увядать в тесноте двухкомнатной квартирки? Нет, эти бедра должны соблазнять. Марьяна должна покорять и восходить выше.
Зеркало быстро покрывалось влажным налетом. Марьяна протерла его и вгляделась в свое отражение вновь, словно ища поддержки у своего двойника, словно ожидая одобрения своих мыслей.
Марьяна вслушивалась в себя, как акустик, пытаясь нащупать свою многомерность и неординарность. Нащупать и зафиксировать ощущение, чтоб создать необходимый