самками? Кое-где уже образовались, замершие возможно в экстазе совокупления, прочные комки из их тел, иногда даже нескольких.
Всё понятно! Это брачные игры! – решил не юный натуралист.
Тут же он вспомнил, как в далёком детстве отец выписывал им с Настей журнал «Юный натуралист», который Платон почти не читал, ограничиваясь лишь внимательным рассматриванием красочных картинок.
Дурак был! Ведь это так интересно! – почему-то решил теперь не юный.
По весне писатель занялся и зубами. Теперь он решил протезироваться. Но сначала предстояло навести порядок на предстоящем поле брани: удалить несколько зубов и корней. После лечения у парадонтолога, тот высказал мнение, что теперь надо поставить пломбу на один из зубов, предварительно удалив нерв и запломбировав корень.
На этот раз Платону удалось попасть к врачу высшей категории. Стоматолог-терапевт Онишко, круглая, как пышка приятная улыбчивая женщина, заметно старше любимого возраста Оноре, без умолку болтая с подругой, принялась за работу.
Платон рассчитывал на несколько посещений, начиная с рентгена, но всё вполне обошлось одним. Обладая высшей квалификацией, она быстро рассверлила боковину зуба, продула полость сжатым воздухом и лихо насухо залепила её наспех состряпанной пломбой. Пальцем убрала лишнее с зуба, и молча оставила пациента слушать продолжение пустого бабского разговора.
Опять попал! Опять на суходрочку нарвался! – пронеслась обидная мысль в помутившемся сознании Платона. Прошлый раз у якобы Дёминой… Знакомый почерк Инны Иосифовны! Теперь вот, наверно, у хохлушки-болтушки, не уважающей коренных москвичей?! – продолжал сожалеть он.
Через несколько дней Платон, удручённый происшедшим, всё же принялся удалять корни зубов из разных мест своих ослабших челюстей.
В один из последующих выходных дней его, на обратном пути с дачи, ожидал не менее романтичный случай в электричке, чем встреча с лягушатами у пруда.
Сероглазая, стройная, идеальной упитанности и фигуры, красивая, молоденькая девушка-блондинка, в окружении трёх парней, произвела на Платона весьма сильное впечатление заботливостью о своих товарищах, какой-то необыкновенной женственностью, добротой и лиричностью.
Ещё увидев её, курящей с товарищами в тамбуре, Платон подумал про себя: Надо же, такая симпатяга и курит? Жалко!
Видимо эти мысли отразились на лице Платона. Девчушка надолго, глядя через стекло двери вагона, тоже задержала взгляд на весьма зрелом дядечке в ярко-зелёном спортивном костюме и чёрной с орнаментом яхты и надписью «Cape Town» бейсболке.
Платон, сидя на крайнем у прохода месте, во втором ряду к ней лицом, и видя, как она второпях расправляется с, надеясь, всё же ненавистной ей папиросой, вдруг неожиданно для себя осенился мыслью: Сейчас она войдёт и сядет напротив меня. А из троих парней – место рядом только для двоих. Ещё попросят меня пересесть?! Ну, фиг им!
И действительно! Девушка решительно открыла дверь и, не сводя с Платона глаз, сразу направилась в его отсек,