сеньора, мы жаждем покинуть сию обитель скорби не меньше, чем вы желаете нас выставить. Всего несколько ответов – и сможете забыть о нашем существовании. А вот мы вас вряд ли забудем. Вы – незабываемы.
– Или мне придется рассказать вашему отцу, что вы были здесь, – продолжает она, все так же обращаясь только ко мне. Ее неподвижный взгляд пугает и притягивает.
– Так не терпится остаться со мной наедине, сеньора Вимано? – в голосе Элвина недовольство. Маг не привык, чтобы его не замечали. – Потому что я все равно не уйду.
Элвин уже видел достаточно, чтобы таиться от него. И мне тоже хочется услышать ответы.
– Кто этот несчастный и почему отец держит его там? И кто вы такая? – как ни странно, голос звучит совсем спокойно.
Она хмурится:
– Я служу у вашего отца, сеньорита Рино. Уже очень давно. А это… это просто мой сын. Он безумен. Сеньор Рино позволил мне держать его здесь.
– Надо же, какая доброта, – с чувством декламирует маг. – И кто бы мог заподозрить герцога в подобной заботе о простых слугах?
– Ваш сын? – я смотрю на ее омерзительное лицо, и мне сложно поверить. – Но…
Мне трудно найти слова, чтобы выразить в приличной форме свои сомнения. К счастью, Элвину не свойственна застенчивость:
– При всем уважении к вашей неземной красоте парень в той камере куда больше похож на герцога, чем на вас.
Она медленно достает и надевает маску из светлого бархата. Та скрывает почти все лицо, видны лишь губы и подбородок.
И враз превращается из страшилища в обычную женщину. Я замечаю, что из-под платка на голове сеньоры выглядывает прядь черных с проседью волос, а платье на ней обтрепано по рукавам и подолу.
– Джованни – ваш брат, сеньорита Рино.
Маг хмыкает:
– У герцога оригинальные вкусы на женщин, ничего не скажешь.
– Я не всегда была такой. Двадцать лет назад поэты сравнивали меня с розой. Болезнь пришла позже.
Она все так же подчеркнуто обращается лишь ко мне. Я вижу, как злит это моего спутника, и не могу удержаться от невольной улыбки. Сеньора Вимано начинает мне нравиться. Мало кто умеет так искусно щелкнуть по носу спесивого северянина.
– Простите, сеньора Вимано. Я ничего не знала.
– Ваш отец и не хотел, чтобы вы знали, сеньорита Рино. А сейчас вам надо уйти.
Я киваю, признавая справедливость ее слов. Мне стыдно за поведение мага и за то, что мы вот так, бесцеремонно, вторглись в ее жутковатое существование. Должно быть, ужасно доживать свои дни чудовищем. Тюремщиком собственного безумного сына.
Знаю, что герцогской дочке не полагается просить прощения у служанки, но все равно повторяю:
– Простите нас. Если я могу сделать что-то для вас или вашего сына…
– Спасибо, нам ничего не надо, сеньорита, – холодно отвергает мой порыв Изабелла. – Идите.
– Погодите. Можно мне… я хотела бы еще раз взглянуть на… на брата.
Она дозволяет, и я, взяв в руки лампу, подхожу к решетке. Долго вглядываюсь в согбенную фигуру в углу. Он очень похож