живёт своей собственной жизнью. И всем этим ты являешься одновременно и прямо сейчас.
Алекс выжидающе смотрел на седого библиотекаря.
– Когда ты отдельное существо, то тут со свободой воли всё примерно понятно – ты принимаешь какие-то решения, как-то влияешь на происходящее вокруг. В общем, проявляешь посильную активность. Но когда ты масса беспокойно роящихся атомов или, например, капля в океане вселенной – тут уже, как сейчас говорят, рулит закон причинности. Но как первое, так и второе, и третье происходит единовременно.
– Знаете, Гершон Моисеевич, – задумчиво проговорил Алекс, – что-то пока не очень понятно.
– Ну, хорошо, возьмём другой пример. Допустим, день и ночь – это взаимоисключающие понятия. То есть одновременно в одном месте существовать не могут. Пока понятно?
– Вы издеваетесь? – Алекс состроил оскорбленную физиономию.
– Нет. Слушай дальше. Теперь представь, что это наша планета, – старик ловким движением фокусника извлёк откуда-то синий ёлочный шарик и, держась за кончик привязанной к нему длинной нитки, покачал им перед лицом собеседника. Затем другой рукой поднял со стола лампу и поводил шариком вокруг абажура. – Земля наша уже как со времён старика Галилея вертится, подставляя бока под солнечный свет. И видишь, что происходит?
Гершон Моисеевич поставил лампу на стол, а затем щёлкнул по ёлочной игрушке пальцем так, что она с бешеной скоростью закрутилась вокруг своей ости.
– День бежит за ночью и от неё вокруг земного шарика. И нельзя с уверенностью сказать, день сейчас в какой-то его точке или ночь. А можно так же сказать, что сейчас в любой его точке одновременно и день, и ночь. И выбор между этими двумя понятиями обусловлен исключительно нашим восприятием. А воспринимаем мы то, на что нацелено наше внимание.
Библиотекарь выдвинул свободной рукой ящик стола и убрал шарик.
– Проще говоря, – продолжал он, – наша свобода воли проявляется как раз в этом выборе – на что нам направлять наше внимание. А всё, что находится за этим выбором, жёстко подчинено закону причины и следствия. Более того, если на эту обусловленность направлять внимание, то кроме неё ничего другого и нету. Но если посмотреть на то, что ничего нет вообще, то и причина со следствием тоже исчезают.
Алекс почувствовал, что проваливается в лёгкий транс. Он тряхнул головой и потёр руками лицо. Говорить не хотелось.
– Хочешь чаю? – просто спросил старик, щёлкнув выключателем электрического чайника, стоящего на полу позади стола.
Саша кивнул и снова уставился отсутствующим взглядом на носки своих туфель.
– Что, небось, про случайности думаешь? – усмехнулся библиотекарь, доставая чашки и блюдца из стоящей с краю от стола тумбочки.
– Да я вот вроде понимаю логически, о чём вы говорите. Но представить, осознать все эти бесконечности и вневременье никак не получается. Нереально как-то всё, – признался Алекс.
– А нетренированному уму этого