упадет тень, которую отбрасывает хума, то он когда-нибудь сядет на трон и станет царем.
А потому Бадр замер как парализованный, когда увидел, что эта птица начинает снижаться, причем не так, как обычно, то есть по спирали, а камнем вниз – подобно соколу, увидевшему добычу. Аккуратно сложив крылья и растопырив когтистые лапы, бородач молнией устремился с небес к земле. По мере того как он снижался, окраска его оперения становилась все более отчетливой – голубовато-серые крылья и хвост, рыжевато-коричневые грудь и голова, темно-красные круги вокруг глаз.
Когда уже казалось, что птица вот-вот ударится о землю и уйдет в песчаный грунт, как какой-нибудь метеорит, бородач вдруг резко расправил крылья, сложил ноги и, описав красивую дугу, полетел над полем боя на высоте всего лишь нескольких ярдов.
В тот момент, когда траектория его полета снова начала удаляться от земли, он с силой замахал крыльями, так что на какой-то миг его тело словно застыло в воздухе.
Это продолжалось всего мгновение, такое коротенькое, что только Бадр Хасан успел заметить, как тень птицы, словно черная накидка, легла на спину Джона Гранта. Бадр ахнул, и у него от волнения, вызванного этим видением, перехватило дыхание. Он, и только он, увидел, как на его приемного сына легла тень в форме креста.
Мавр почувствовал, как к горлу подступил горячий комок, а в глазах запекло от навернувшихся слез. Волоски на его шее и руках встали дыбом, и он задался мыслью, а не раздастся ли сейчас гром и не сверкнет ли молния – не раньше, а позже раската грома.
Внезапно ему показалось, что воздух задрожал и зазвенел. Глубоко вдохнув, Бадр собрался было позвать Джона Гранта, чтобы рассказать о том, что ему довелось увидеть, но в этот момент он почувствовал сильный удар в спину. Делая выдох, мавр услышал свист собственного дыхания и, посмотрев вниз, заметил, что из нижней части его живота, ближе к бедру, торчит широкий наконечник стрелы, насаженный на длинное тонкое древко.
Он не ощутил никакой боли и никакого страха. Вместо этого его охватило всеобъемлющее чувство, которым дышала каждая его клеточка, – отцовская любовь к Джону Гранту. Снова сделав вдох и наполнив легкие живительным воздухом, Бадр, ни на миг не сводя взгляда с Джона Гранта, выкрикнул имя своего подопечного. Его голос был подобен рыку раненого медведя.
Джон Грант резко повернул голову – а вместе с ним повернули головы и отступающие крестоносцы. Впрочем, никто, кроме юноши, не удивился тому, что все они при этом увидели. Джон Грант бросился к другу, даже не заметив торчащую из его тела стрелу.
Бадр, опустившись на колени, сумел удержать в таком положении равновесие. Он легонько прикоснулся рукой к древку стрелы и ощутил, что оно подрагивает. Возможно, это было вызвано его собственным дыханием. Мавра приятно удивило, что он все еще может хорошо соображать. Джон Грант подбежал к старшему товарищу, опустился перед ним на корточки и только тут увидел стрелу. Он потянулся рукой к наконечнику, но не успел