с зеленым треугольником вряд ли могли рассчитывать на поддержку других заключенных, враждебность которых к «BVer», как их часто называли (сокращение от Berufsverbrecher – «профессиональный преступник»), иногда ничуть не уступала враждебности эсэсовцев. Как и советские политические заключенные в далеком ГУЛАГе, многие политические заключенные концентрационных лагерей презирали так называемых «преступников», считая их грубыми, жестокими и продажными – «отбросами общества», как выразился один из них[843]. Подобная ненависть произрастала из социальных предрассудков против тех, которые, как считалось, были арестованы как головорезы, вдобавок всегда готовых к сотрудничеству с лагерными эсэсовцами[844].
Картина «преступных зеленых» долго формировалась этими свидетельствами политических заключенных[845]. Но требуются кое-какие коррективы. Даже в конце 1930-х годов подавляющее большинство так называемых профессиональных преступников были лицами, совершившими имущественные преступления, но не уголовниками, совершившими насильственные преступления; как и Эмиль Баргацкий, большинство арестованных во время полицейских рейдов весны 1937 года являлись предположительно грабителями и ворами[846]. Кроме того, «зеленые» не составили объединенного фронта против других заключенных концентрационных лагерей[847]. Естественно, речь могла идти о приятельских отношениях, о создании круга друзей – в конце концов, эти люди знали друг друга еще на воле, а в лагерях оказались в одних и тех же бараках[848]. Но эти взаимоотношения не отличались прочностью, как, например, в кругу политических заключенных, поскольку так называемые преступники редко строили отношения на основе общего прошлого или, тем более, на общей идеологии[849]. Наконец, хотя отношения между некоторыми «красными» и «зелеными» заключенными и отличала некая напряженность, она отнюдь не всегда являлась результатом жестокости, нередко изначально приписываемой уголовникам, а скорее возникала вследствие борьбы за скудные пайки, той самой борьбы, которой суждено было обостриться в военные годы[850].
После атак полиции 1937 года на так называемых преступников Гиммлер и его полицейские руководители запланировали ряд новых акций в войне с асоциальными элементами. В целях координации и усиления профилактической борьбы с преступностью РКПА разработало первые общенациональные директивы, представленные в конфиденциальном декрете имперского министерства внутренних дел от 14 декабря 1937 года[851]. Этими директивами предусматривалось профилактическое содержание под стражей подозреваемых в совершении преступлений в концентрационных лагерях, и основывались они на первых прусских предписаниях. Что гораздо важнее, они значительно расширяли число подозреваемых. В дополнение к закоренелым преступникам они были направлены и против тех, «кто, не будучи профессиональным преступником или рецидивистом, подвергает опасности