и я не могу оставить ребенка! – Я стараюсь говорить тихо и быстро, чтобы Бренда не услышала из другой комнаты.
– О чем ты? Шарлотта, я не могу понять, что ты несешь!
Карл смотрит на меня, словно я сошла с ума, хотя, возможно, он не так уж и не прав: в голове у меня каша, и сколько бы я ни пыталась рассуждать, к окончательному выводу я так и не пришла. Я пытаюсь объяснить ход своих мыслей, все время сбиваюсь и в конце концов выдаю, что деньги в моем случае, конечно, играют большую роль, поскольку на ребенка нужно много тратить, а у меня нет ничего, и честно признаю́сь, что, сделав аборт, впоследствии могу об этом пожалеть. Но мне придется пойти на этот шаг, потому что положение у меня безвыходное. Я не готова к таким испытаниям. У меня нет времени, и, может статься, материнского инстинкта тоже нет. Откуда мне это знать, ведь я никогда не имела дела с грудными младенцами.
Фразы получаются обрывочные, и, в сущности, мне плевать, понимает Карл, что я говорю, или нет. Я просто хочу повернуть разговор в нужное мне русло, прежде чем он озвучит свои аргументы. Нужно, чтобы Карл помог мне убедить Бренду… Нелегко будет устоять перед ее просьбами, и особенно – перед ее слезами.
Истощив запас доводов, я обессиленно опускаюсь на диван и разражаюсь рыданиями. Может, это потому, что за все это время Карл не проронил ни слова, не попытался мне возразить? Он даже ни разу не шевельнулся, словно своими рассуждениями я пригвоздила его к стене. Карл стоит в другом конце комнаты и внимательно смотрит на меня. Наверное, пытается все разложить по полочкам, перевести незнакомые фразы или же просто понять излившийся на него поток бессвязных слов… Когда становится ясно, что я закончила, Карл подходит и садится рядом со мной.
– Шарлотта, я не хотел… Мне очень жаль.
Он кладет руку мне на плечо – осторожно, словно я невероятно хрупкая. В общем-то, так оно и есть, и в тот момент, когда Карл повторяет, что ему жаль, я вдруг раскисаю, как снег на солнце, и падаю в его объятия. Карл гладит меня по волосам и ждет, пока я хоть немного успокоюсь, прежде чем спросить почти шепотом:
– Так ты составила список?
Я протягиваю ему кулак. Карл по одному разжимает мои пальцы, пока не показывается смятый клочок бумаги, на котором я записала целую кучу причин, заставляющих меня отказаться от ребенка. Карл разворачивает листок и старательно прочитывает каждое слово – даже те, что я зачеркнула. Вертит его так и эдак, потому что это больше напоминает мозаику, а не список.
– Ясно… Ты не хочешь оставлять ребенка, я правильно понял?
Его вопрос меня ранит, потому что в устах Карла это звучит как утверждение. Изумленная, я вырываю листок и начинаю трясти им у него перед лицом:
– Ты прекрасно видишь, что это невозможно!
– Это не невозможно, если ты действительно этого хочешь! Но ты ведь не написала ни одной причины, которая бы свидетельствовала о том, что ты хочешь оставить малыша.
Слова Карла кажутся мне несколько суховатыми, и под его взглядом я чувствую себя как ученица, не сделавшая домашнего задания.
– Понимаешь…