тот вечер папе в его спальню принесли горячую тахари[35], а нам с сестрой велено было уходить из кухни. Ануджа уставилась на горшок, полный риса и картофеля. Ноздри ее вдыхали запах чеснока и гороха.
– Я хочу есть.
Улыбка бабки была тонкой и острой, словно лезвие моего скимитара.
– Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем идти сегодня за этим грязным животным.
Ануджа не поняла.
– За что? – тонюсеньким голоском спросила она.
Я слегка подтолкнула сестру в сторону моей комнаты.
– Мы будем читать, – сказала я с напускной беззаботностью. – Пища для разума вместо пищи для живота.
Когда мы вошли в мою комнату, я взяла с полки «Сказки братьев Гримм». Это сокровище папа подарил мне на десятый день моего рождения, сказав, что книга из Джханси.
– «Золушку» или «Белоснежку»? – спросила я.
– «Рапунцель»!
Я принялась читать сказку, надеясь, что сестра забудет о голоде и заснет. Ее глазенки уже начали закрываться, а ресницы отбрасывали тени на щеки, когда бабка распахнула дверь. Она несла поднос, на котором стояла миска, прикрытая крышкой.
– Тахари! – воскликнула Ануджа.
Она бросилась к дади-джи и обняла ее за ноги.
– Прочь!
Сестра тотчас отпрянула. Это было не тахари. Миска для тахари была сравнительно небольшой.
– Встать.
Мы повиновались. Бабка подняла крышку и принялась сыпать ложкой соль из миски на пол.
– На колени.
Когда никто из нас не сдвинулся с места, бабка пригрозила:
– Поднимите подолы ваших курт и становитесь на колени, иначе я возьмусь за палку!
Я первой подняла подол и подала Анудже пример повиновения. Затем я стала коленями на соль. Когда Ануджа последовала моему примеру, ее нежной кожице сделалось больно, и сестра вновь поднялась.
– На колени!
Бабка схватила ее за руку и заставила опять опуститься коленями на соль. Не будь папа глухим, он бы услышал плач Ануджи, даже если бы сейчас стоял посреди соседского поля.
– Вы будете стоять, пока я не вернусь.
Слезы бежали ручейками по щекам Ануджи. Ее плач превратился в истерику.
– Дади-джи! – воскликнула я. – Она задыхается…
– Молчать! А не то я завяжу тебе рот! – пригрозила Анудже бабка.
Я посмотрела на сестру и округлила глаза, стараясь, чтобы она поверила: такое возможно.
Бабка вернулась спустя час. К тому времени Ануджа выплакала все слезы, но я знала, что не смогу рассказать об этом отцу. Если я проговорюсь, бабка будет терпеливо ждать, чтобы позже, когда меня примут в дургаваси рани, наказать сестру, вновь поставив ее на соль. А может, сделает с ней что-нибудь похуже. Я отнесла сестру на чарпаю в ее комнату и дала напиться воды.
– Почему дади-джи так меня ненавидит?
– Она тебя не ненавидит, – тихо произнесла я. – У нее была очень трудная жизнь. Это сделало дади-джи раздражительной и злой.
Я подняла одеяла и подождала, пока сестра под