зацокал рюмками, завжи́кал зажигалками, закурил. Некоторые посетители, оживлённо перешёптываясь, придвинулись поближе к подиуму. Прозвучали редкие хлопки. Толпа жадно выжидала продолжения номера. Тщетно!
Срамно расклячившись, Ленка немо возвышалась на подиуме и даже не шевелилась. Стриптизом тут и не пахло. Миниатюра скорее напоминала запечатлённого в граните загипсованного инвалида, но никак не соблазнительный танец красивой девушки. Прошло ещё с полминуты. Очень долгих тридцать секунд, скажу я вам! Наконец-то инвалид-монумент подал признаки жизни. Зашевелился. Судорожно вцепившись в шест, Ленка принялась нехотя раскачиваться: влево – вправо, влево – вправо. Рывок тазом влево – за тазом пошли влево и плечи. Тазом вправо – и плечи вправо повело. Голова танцовщицы безвольно и покорно болталась вслед за плечами.
Как тот попугай Кеша, который вечно спорил со своим хозяином – школьником Вовкой, я вытянул тощую шею, с трудом оторвал от подиума отчаянный взор и впился им в Славуню с Олюшкой. Это что, злая неудачная шутка? Или это новые стриптиз-постановки такие – раскорячиться на сцене и лениво покачиваться, словно дуля на верёвке?
Ситуация обострялась. Не обращая ни малейшего внимания на мои душевные муки, выводя тазом нехитрые параболы и дрыгая опущенной головой, захмелевшая от литрухи коктейля Ленка безуспешно пыталась попасть в музыкальный такт. Немного подрыгавшись и, видимо, вымотавшись от хаотичных раскачиваний, Ленка снова зависла. И не могла уже ничего с собой поделать! Ни-че-го!
«Вот уже, тормоз! – хлопнул я себя по лбу. – Как же я сразу не допетрил? Её же, болезную, развезло, как на майских шашлыках!»
Толпа сдержанно захихикала. Если это было такое начало номера, так, извините, композиция уже скоро закончится. События разворачивались по нарастающей. И не в нашу пользу.
Я психанул и досадливо сплюнул. Честное слово, ребята, первое моё желание было, это подойти и с размаху шлёпнуть ладонью по нагло оттопыренным фиолетовым шортам. Хоть как-то Ленку нужно запустить? Может быть, подействует?
Играя желваками, я обернулся к публике и попытался изобразить безмятежную мину. Оскалив улыбку и нервно дёргая глазом (так им дёргают наказанные коты), я цедил сквозь зубы: «Давай, Ленусик! Давай, дорогая! Запускайся же! Танцуй! Ну!» Нет, вы только посмотрите. Стоит, дрянь такая! Стоит! Вцепилась в пилон, как в мать родную, и стовбычит!
А публика гудела всё громче и громче. Возмущённый гул кое-где перемешивался резкими смешками. И вдруг, в одночасье, толпа взорвалась хохотом! Смеялись так, что напрочь забили мощные колонки. А она… Ленка… эта! Представляете себе, друзья, стоит, предательница! Уже и не шевелится даже.
С лицом, как у Андрея Миронова из «Бриллиантовой руки», когда «…брюки превращаются, превращаются…», я стал продираться сквозь толпу. Цифровой проигрыватель пережёвывал последние секунды композиции. Тихо матерясь, я взобрался на подиум и попытался отодрать Ленку от