сказанное. На мгновение его окутала белесая дымка, а затем над амфитеатром грянула торжествующая птичья трель. Комбинезон артиллериста ни с того ни с сего вдруг изменил цвет, став черно-серебристым. Он потерял мешковатость, плотно обтянув тело дернувшегося не ожидавшего такой подлости от одежды человека. На плече полковника появилось тусклое Око Бездны и медленно разгорелось багровым огнем. Он с изумлением оглядел себя и потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не изменилось, его форма действительно из темно-серой стала черно-серебристой.
– Рад приветствовать, брат мой! – радостно рассмеялся лор-капитан. – Не надо беспокоиться по поводу формы, она живая и изменяется под потребности носящего ее человека. В момент Избрания она перешла в состояние парадной формы ордена.
– И что теперь? – спросил полковник, все еще косясь на горящее на его плече Око Бездны.
– Звание присвоите вы? – спросил Бурцев, поворачиваясь к лор-капитану.
– Зачем? – пожал плечами тот. – Вы командир легиона, это в вашей власти.
– Хорошо. Прошу дварха станции зафиксировать мой приказ по легиону без имени.
– Слушаю, – раздался с потолка гулкий голос.
– Приказываю присвоить полковнику Анищеву Сергею Васильевичу звание дварх-майора и назначить его третьим заместителем командира легиона без имени.
– Зафиксировано.
– Благодарю, – кивнул Бурцев. – Вот и все. Прошу на сцену, господин дварх-майор.
– Есть! – вытянулся тот и начал пробираться между рядами переговаривающихся офицеров вниз.
А они никак не могли успокоиться. У большинства было по две полоски, а значит, имелись варианты. Но что выбрать?.. О том, как жилось эмигрантам в той же Франции, офицеры хорошо знали, и не больно-то хотели испытать такую жизнь на собственной шкуре. Но из Франции или Турции был шанс когда-нибудь вернуться домой, в Россию. Пусть очень малый, призрачный, но был. А попав на этот Фарсен, домой не вернешься. Никогда. Потому подумать нашлось о чем.
Однополосочные ощущали себя не своей тарелке. Многие из них лихорадочно припоминали свои неприглядные поступки, пытаясь понять, что именно сделало их изгоями. Очень не хотелось, чтобы о таких поступках узнали все вокруг. Поэтому они молчали, не рискуя протестовать и вообще обращать на себя лишнее внимание.
Артемий бросил взгляд на собственный рукав, на котором горело три полоски. У остальных трех приятелей оказалось то же самое. Да и то, никогда ни он, ни Пашка не бросили бы раненого. Сами бы подохли, но дотащили до своих.
Он покосился на ухмыляющегося в усы Михаила Петровича и подумал – раз дядька Михась в этом ордене, то и им туда дорога.
– Господа! – снова заговорил лор-капитан. – Мы никого из вас принуждать ни к чему не собираемся. Решение за вами. А сейчас вам хочет сказать несколько слов генерал Гласс, военный министр Конфедерации Фарсен.
Вперед вышел плотный, черноволосый человек лет шестидесяти, одетый в темно-зеленую, пятнистую форму