«медляк», это некачественное эпигонство, под такую музычку, как писал Набоков по другому поводу, «даже выражение лица хуже становится».
Ну не от Леди Гага, ха-ха, с Майли Сайрус, хи-хи, ждать в этом смысле откровений.
Ритм потеснил мелодию, и для молодых людей мелодия превратилась в недостижимо абстрактную концепцию, песни, которые пели Вee Gees и «Цветы», нынче проходят по ведомству приторных, им отказано в доверии.
Но на поверку: так никто не пишет и не поет, вот в чем и соль, и запятая, прочее – от лукавого.
Я про «Цветы», про угасшую, но негасимую Гурченко, про Стаса Намина, про настоящую любовь, кровяное давление и слезинку.
Намин, понятное дело, затевал группу для ретрансляции своей убежденности, что, как бы ни были суровы времена и отвратны обстоятельства, музыка была, есть и будет буфером, снадобьем, отмычкой – да чем угодно, что «под личиной низкой и ехидной» позволит разглядеть жизни чудесную суть.
Канал «Культура» показал – повторно – юбилейный концерт «Цветов», я смотрел его с детьми, жертвами времени, когда ритм потеснил мелодию, и вот на сцену восходит Людмила Гурченко, чтобы спеть «Спи, ночь в июле только шесть часов», – и не надо ничего объяснять про силу воздействия музыки, нормальных слов, сказанных от души: «В сказках вечерних, неясных, бурных верилось в призраки светлых минут»; про роль страстной личности в истории: Гурченко двумя нотками берет в полон магнетизмом, а песнь такая – послушайте! – что заменит сердечный стимулятор, и прав, конечно, Намин: такие песни поющий и любящий негодяем быть не может, ну, не дано.
Смерти совиные крылья для Андрея Кузьменко
Речь не обо мне, поэтому я от вас не отстану, покуда вы не посмотрите в интернете программу «Машина времени», которую я вел в Киеве на канале «АйСиТиВи». Там за главного был вовсе не я, не легендарная Лолита, не искрометный Потап, не шикарная Семенович (все они были моими соведущими), а парень по имени Андрей Кузьменко, или попросту Кузьма, лидер культовой на Украине банды «Скрябiн».
Интеллектуальный ковбой, подкупавший остроумием и полемической яркостью, бравший лучезарной доброжелательностью, авантажный рокер, соединивший два разрозненных мира – физику и лирику.
Его больше нет, он погиб в ДТП, и Лола писала мне, что она рыдает и пьет, пьет, пьет. Я тоже.
В мире тотального метафизического неуюта, где все меньше гармонии и все больше алгебры, где правят людьми ноли без палочек, Кузьма выделялся, как выделялся бы Брэд Питт среди наших народных избранников.
На родине он числился разудалым Брюсом Спрингстином, забубенным пролетарским героем, воспевавшим простой люд с его сермяжными проблемами. Но в моих глазах был автором медитативной лирики такой исключительной выделки, что какой там Джо Дассен.
Послушайте «Шампанские очи» – и поймете, что такое Андрей Кузьменко; он про то, что сами Небеса велят нам любить все сущее, про то, что, когда ты теряешь лицо, не удивляйся, что ночью комната полна призраков.
Его обожали люди,